Да здравствует свобода слова!
Название: По образу и подобию
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс
Размер: макси
Тип: слэш
Объем: 161 699 зн.
Описание: ориджинал написан на конкурс "Свобода слова" в дайри. Заявка: «слэш, преслэш, рейтинг на усмотрение автора. В большом современном городе, на одном из перекрестков есть магазинчик. В магазинчике продаются слепленные по образу и подобию недолюди - придумай себе любого и забирай. Каким хочешь, таким его и сделают. Однажды хозяину магазинчика возвращают обратно один экземпляр. Хозяин, который до этого дня предпочитал живых обычных людей, а не подделки под них, оказывается вынужден забрать его к себе, потому что девать его некуда. Только вот экземпляр оказывается совсем не тем, чего ему бы хотелось. Юмор, романс - предпочтительнее остального»
Примечания: место действия - альтернативная Европа, примерно 30 годы ХХ века.
читать оридж "По образу и подобию", продолжение в комментарияхКукольник Йонас Нордин не любил непрошеных гостей, особенно если накануне провел вечер и часть ночи за карточным столом. Немногочисленное окружение отлично знало об этой особенности его домашнего уклада, и потому Йонаса немало удивил звон дверного колокольчика в неурочный час. Он никого не ждал: молочница и зеленщик заходили только поутру, встреча с заказчиком, господином Фредериком, была назначена на пятницу, а София уехала к родственникам в Мильборг. Соседи старались держаться от него на расстоянии и подружиться не стремились: у кукольников была незаслуженно дурная слава. Считалось, что те, кто умеет вдыхать жизнь в глину, заключили сделку с дьяволом. Поначалу Йонаса такое отношение немного расстраивало, но после он привык к нему, как привык мириться с плохой погодой и завышенными ценами на хороший шоколад. Мир не переделать.
Отложив в сторону инструменты, он повесил рабочий халат на крюк в виде головы грифона, пригладил у зеркала волосы и подошел к двери.
– Кто там?
– Это профессор Михаэльсон! – голос у старика был скрипучим, как несмазанные петли. – Мастер Нордин, у меня к вам серьезные претензии по поводу качества вашей работы!
Йонас нахмурился. Последний раз претензии по поводу качества ему предъявляли… нет, он решительно не помнил такого случая. С вопросами насчет поведения кукол, случалось, приходили, но всё улаживалось, стоило поговорить с клиентом и объяснить ему тонкости обращения с движимым имуществом. Не все покупатели до конца понимали, что именно они приобретают. Люди вообще не были склонны задумываться над целью своих поступков, что зачастую приводило мастера в недоумение. Его куклы никогда не совершали ничего бесцельного, лишнего или ненужного.
Йонас отодвинул оба кованых засова, на которые большую часть времени была закрыта дверь его дома. Он не был богат, но считался человеком зажиточным. Да и секреты ремесла тоже нужно было охранять: они представляли не меньшую ценность, чем золотые монеты.
Он едва успел отступить в сторону: дверь распахнулась, как от порыва ветра, и в дом ворвался профессор Михаэльсон. Невысокого роста, тот был весьма плотным, но Йонас не рискнул бы сравнить его с булочкой или пуховой подушкой. Профессор скорее напоминал валун, и сейчас это был крайне раздраженный валун. Круглые очки сползли на самый кончик крупного багрового носа, а редкие седые волосы растрепались, открывая взору обширную лысину.
– Не хотите ли чаю? – поинтересовался Йонас, пока гость переводил дух после штурма двери.
– К черту чай!
– В таком случае, – он отступил в сторону, – попрошу в мой кабинет.
Михаэльсон вихрем пронесся мимо и быстро, несмотря на лишний вес, взбежал по лестнице на второй этаж. Там, развернувшись, глянул вниз через перила и гневно проскрипел:
– Вы идете, или мне весь день вас ждать?
Йонас уже собирался задвинуть засов, когда вдруг обнаружил на пороге Эрика, свою последнюю куклу, которую отвез профессору меньше двух недель назад. Эрик был его гордостью: правильные нордические черты, волосы цвета летней ночи, гибкое, но жилистое тело. Характер тоже был выдержан и подогнан так, чтобы кукла не надоедала хозяину, плюс, как обязательное пожелание профессора Михаэльсона, полное отсутствие эмоций. Эрик был венцом его творения, эталоном, и тем более странными выглядели претензии к качеству.
– Вы оставили Эрика на пороге, – сказал Йонас ровно, сдерживая раздражение.
Он очень не любил, когда к его изделиям относились без должной осторожности: куклы многое могли выдержать, но бросить Эрика под дождем было со стороны профессора просто верхом беспечности.
– Ну и что?!
– Он может заболеть.
– Я все равно намерен вам его вернуть, так что теперь меня его состояние не касается!
Йонас подумал, что ослышался.
– Вернуть?
– Да-да! – желчно подтвердил сверху профессор. – Именно вернуть!
Йонас тем временем завел Эрика в дом и усадил на скамью, куда обычно клал шляпу и зонтик после прогулки.
– Посиди здесь. Никуда не уходи, – сказал он, оглядывая лицо и кисти куклы. Видимых повреждений не обнаружилось, и от сердца немного отлегло.
Эрик поднял на него небесно-синие глаза и кивнул. Убедившись, что кукла в безопасности, Йонас поспешно взбежал на второй этаж – не хотелось, чтобы Михаэльсон злился еще и из-за задержки.
Профессор стоял у стены, рассматривая лицензию с королевской печатью в широкой золоченой раме, и лицо его выражало крайнюю степень недовольства.
– Так что же вас не устраивает в моей кукле? – спросил Йонас, голосом подчеркнув слово «моей».
– Изделие не соответствует заказу! – громыхнул Михаэльсон, с легкостью снова впадая в гнев.
– В чем именно, позвольте узнать?
– Кукла не должна ничего чувствовать!
– Эрик и не чувствует. Не знает привязанности, ненависти, гнева, печали, тревоги – ни одного из сильных чувств, свойственных людям.
– Он чувствует боль! – перебил профессор. – А мои опыты требуют, чтобы реакция на боль у существа была практически нулевой! И зачем мне кукла, которая стонет и визжит при малейшей возможности? Заберите ее и сделайте мне новую, такую, как надо!
Йонас мысленно чертыхнулся. Когда профессор заказывал куклу без чувств, самым резонным оказалось предположить, что речь идет об эмоциях. Надо же было так опростоволоситься!
– Но…
Он был ужасно раздосадован, впервые допустив подобную ошибку, которая обернулась катастрофой. Новая кукла – это трата времени, которую никто не оплатит. И нужно будет куда-то деть Эрика. Готовую куклу практически невозможно продать повторно даже за номинальную стоимость, клиенты предпочитают созданных специально для них.
Как он мог подумать, что речь идет об эмоциях, когда Михаэльсон заказывал отсутствие сенсорики?
– Мне нужна новая кукла! Или исправьте эту! Я, кажется, заплатил достаточно, рассчитывая на товар, который будет соответствовать моим ожиданиям!
Йонас глубоко вздохнул и уточнил:
– Когда вы ожидаете получить новую куклу?
– К концу недели! Третьего числа у меня доклад в университете, я должен предоставить данные, а без подопытного все сорвется! Сорвется из-за вас!
Йонас наморщил лоб. Обеспечить профессора желаемым не было никакой возможности.
– Простите, – ответил он, покачав головой, – ничем не могу помочь.
– Как не можете?! – изумился Михаэльсон.
– За такое время изготовить куклу невозможно. Могу порекомендовать мастерскую, где вы подберете куклу с нужными параметрами, они наверняка справятся к требуемой дате. Вам даже подойдет заводское изделие с маркировкой, вы их наверняка видели – фабричных помечают буквами на щеках или на лбу.
– Но!.. Я ведь не просто так обратился к вам! Мне требуется эксклюзивный товар!
– Качество моего изделия вас не устраивает, а поскольку основное требование – сенсорика, то вам вовсе не обязательно снова заказывать дорогой товар. Купите готовую. В любой мастерской вам предложат болванку по вкусу, а наполнить ее соответствующими чертами сможет даже начинающий.
Профессор вновь возмутился, и пришлось выслушивать его претензии еще добрых полчаса, после чего выплатить неустойку, по сумме почти равную стоимости куклы. Когда Михаэльсон соизволил покинуть дом, Йонас почувствовал невыразимое облегчение, смешанное с досадой. Потеря столь значительной суммы была очень некстати: Йонас никогда не умел копить деньги, а лишнее спускал за карточным столом, считая свое увлечение невинной мужской слабостью. После расчета с профессором придется туже затянуть пояс.
Эрик продолжал сидеть на лавке, уставившись в одну точку.
– Вставай, – обратился к нему Йонас. – Пойдем.
Он привел куклу на кухню, усадил за стол и налил кофе обоим. Ему требовалась подумать. Дом был большим, но для одного, и подобрать Эрику комнату оказалось непросто. Разумеется, его нельзя было пускать ни в мастерскую, ни в кабинет. Может быть, устроить в кладовой? Если вынести оттуда весь хлам и поставить старую софу, то получится вполне приличное место для ночлега. Да, пожалуй, завтра он так и сделает. А сегодня Эрик переночует на кушетке в гостиной. Йонас потянулся, почувствовав, как устал за день. Тридцать восемь – уже не юность, увы. Он на какой-то миг почувствовал зависть к Эрику, которому всегда будет девятнадцать.
– Пойдем, – снова сказал он, и тот послушно двинулся следом, оставив недопитый кофе.
– Ляжешь здесь, – показал Йонас. – Я принесу тебе подушку и покрывало.
Эрик молча кивнул, и Йонас встревожился.
– Ты можешь разговаривать? – спросил он, вглядываясь в лицо куклы. – С твоим голосом все в порядке?
– Да, – произнес Эрик негромко. – Просто хозяин не любил, когда я разговариваю.
Йонас кивнул – скорее себе, чем Эрику – и пошел за постельными принадлежностями.
Его отец тоже не любил разговоры не по делу. Бывший военный, он хотел, чтобы сын пошел по его стопам, а увлечение кукольным делом считал недостойным мужчины. Среди кукольников не было женщин, но отец не желал ничего слышать, считая себя единственно правым. Йонас продолжал изучать принципы работы с глиной и скульптуру, пряча книги в подполе, и когда понял, что выбрал дело жизни окончательно, дома произошел нешуточный скандал. Мать рыдала и даже не пыталась его защитить, слово отца всегда было для нее решающим. Йонасу поставили ультиматум: куклы или семья. Он выбрал кукол, чем изрядно удивил родителей, собрал вещи и ушел – благо, денег на первое время должно было хватить. С тех пор прошло двадцать лет. Он несколько раз собирался съездить домой, чтобы повидать семью, готов был извиниться, если потребуется, и всякий раз что-то мешало. Йонас даже не знал, живы его родители или нет, и любое воспоминание о детстве отдавало колющей болью под ребрами. Он знал, что такое молчать, когда хочется говорить.
Его куклы всегда были особенными. Обычно мастерами становились сыновья признанных кукольников, а Йонас был выскочкой из простой рабочей семьи – вбил себе в голову, что хочет творить, и никто не смог отговорить его от этой затеи. После ухода из дома он нанялся в подмастерья к пожилому мастеру, который специализировался на куклах-помощниках по дому. Потом поступил в университет, работая разнорабочим две смены в день, чтобы платить за обучение. После университета посещал художественные и музыкальные курсы: кукла – это продукт смешения химии и искусства, нужно было разбираться во всем понемногу, чтобы создать совершенное изделие. Йонас знал мастеров, которые лепили красивых глупых кукол для постельных утех, и тех, кто предпочитал сосредоточиться на начинке. Он же являлся едва ли не единственным мастером, воплощающим абсолютно любые пожелания заказчиков. Цену он выставлял высокую, но до Михаэльсона никто не жаловался, поскольку его куклы были послушными, исполнительными и красивыми. А тут… Йонас тихо выругался и перевернулся на другой бок. Пуховая перина казалась жесткой, подушка – плоской и неудобной, а одеяло – слишком плотным.
В конце концов, он все-таки заснул – просто провалился в черноту безо всяких сновидений и проснулся раньше обычного, объяснив для себя раннее пробуждение вчерашним неприятным визитом и потерей довольно значительной суммы, что означало довольно долгое отлучение от зеленого карточного стола.
Эрик спал на диване, занимая под стеганым покрывалом очень мало места. Йонас тронул его за плечо. Тот открыл глаза легко, будто просто моргнул. Он выглядел точно так же, как вечером, только высохшие после дождя волосы завились на концах, да одежда была мятой и неприглядной. Йонас поджал губы и задумался. Он не любил, когда что-то в его доме выглядело неряшливо. Нужно было отвести Эрика в ванную комнату, а после – подобрать ему одежду. И подумать, что же делать с ненужной куклой. Существовала теория насчет повторного обжига; считалось, что можно заменить личность куклы. Эрик был красивым, так что если господин Фредерик захочет – можно будет попробовать заменить внутреннее содержание и вернуть вложенные в материалы средства.
Йонас привел Эрика в свою спальню и открыл шкаф. Задумчиво перебрал одежду, соображая, что могло бы подойти кукле, наконец вынул старую рубашку, которая давно стала ему мала, брюки, жилетку и белье и ткнул все это Эрику в руки.
– Прими душ и переоденься.
– Хорошо, – кивнул тот и послушно направился в ванную. Йонас проводил его взглядом. Всю жизнь создавая кукол, он сам никогда не пользовался ими, не держал в доме, кроме тех, что ждали заказчика, и не знал, что с ними делать. Тем более – с бракованными.
Из еды был только черствый хлеб и фрукты – Йонас привык завтракать в городе, а обед и ужин готовила домоправительница фру Хаартман, всегда на одну трапезу. Запасов он не держал, но Эрика нужно было покормить, а насчет завтрака в ресторане Йонас сомневался – демонстрация движимого имущества обществу считалась моветоном. Он долго морщил лоб, раздумывая, как же стоит поступить, и остановился на самом простом варианте: купить еды на вынос. Позже, когда придет фру Хаартман, нужно будет распорядиться насчет дополнительной порции для Эрика.
Когда тот вышел из душа, оказалось, что одежда висит на нем, как на вешалке. Йонас был высоким крепким мужчиной, но кукол лепил стройных, с рельефными мускулами, если клиент не заказывал иного. Разница между ним и Эриком составляла пару размеров, и зрелище удручало.
– Я помылся.
– Молодец. Присядь пока, а я схожу в город за провизией… – он осекся, осознав, что объясняется перед куклой.
Эрик сел, продолжая смотреть на него полным ожидания взглядом. Йонас немного разозлился на себя: кукла была неспособна понять мотивы его поведения, которое в этот момент диктовалось не логикой, а эмоциями.
– В общем, сиди здесь, – сухо добавил он. – Жди меня.
Йонас оделся, вышел за дверь и зашагал по улице, приподнимая шляпу при виде знакомых. Он жил в районе Постен уже давно, с тех пор как стал хорошо зарабатывать, и знал всех соседей, знал их привычки и мелкие слабости, доходы и покупки, мечты и беды. Он не был общительным человеком, но соблюдал правила приличия, что временами оказывалось утомительным – у соседских кумушек было слишком много свободного времени.
В ресторанчике "Король и лев" пахло кофе и плюшками с корицей. Йонас сел за свой столик, который никто не занимал, вежливо улыбнулся девушке-разносчице, протянул руку за лежащей на столе утренней газетой и замер. О том, что ему требуется еда на вынос, стоило сообщить заранее, только вот после такого все посетители "Короля и льва" будут знать, что у него гость. Возможно, уже через полчаса начнутся визиты соседей за солью или спичками, хотя в действительности интересовать их будет только одно – для кого он заказал еду.
Йонас досадливо фыркнул и встал.
Разносчица стояла за стойкой, наливая кофе в большие пузатые кружки, и когда заметила, что он подошел, улыбнулась.
– Господин Нордин?
– Доброе утро, Мари. У меня к вам просьба, – он перегнулся через стойку и понизил голос: – Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне домой принесли двойную порцию завтрака?
Золотая монета в две кроны звякнула, упав в блюдце для денег, и Мари улыбнулась.
– Конечно, господин Нордин. Кофе не желаете?
– Нет, я спешу. Спасибо.
Он постарался сдержать шаг, когда направлялся к выходу, чтобы не создалось впечатления бегства. Оказавшись на улице, Йонас глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Конечно, ему никогда еще не возвращали продукцию, но если подумать – совершенно обычное явление для производителей любого штучного товара. И все-таки необходимость объясняться с окружающими: соседями, знакомыми, фру Хаартман – вызывала смутное чувство раздражения. Йонас не привык ни перед кем отчитываться за свои поступки.
Эрик сидел у стола в той же позе, в которой он его оставил.
– Устал? – спросил Йонас.
Эрик отрицательно покачал головой, и Йонас снова ощутил досаду – ну почему он задает такие глупые вопросы? Человека может утомить безделье и необходимость оставаться в одном положении; человека, но не куклу.
– Есть хочешь?
– Да, господин.
– Скоро принесут еду, пока могу предложить кофе или чай. Чего ты хочешь? – спросив, он снова понял, что ведет себя глупо.
Эрик не был способен на эмоции, что уж говорить о предпочтениях в еде. Ответа ждать не стоило. Йонас подошел к чайнику, выставил на стол чашки, вытащил из шкафчика пачку черного чая и вдруг услышал:
– Вчера… Вчера вы угощали меня кофе. Мне понравилось.
Йонас остолбенел и приподнял брови.
– Понравилось?
– Да. Кофе сладкий. Было вкусно. Можно мне кофе?
– Разумеется, – согласился Йонас, с любопытством взглянув на Эрика. Кофе варился в молчании; но когда он разлил ароматный напиток по чашкам, в голову пришла одна идея.
– Кофе был сладкий, потому что я положил в него сахар. Но на самом деле он довольно сильно горчит. Хочешь попробовать и сравнить? Потом скажешь, что тебе больше понравилось.
Эрик кивнул. Радостно, сказал бы Йонас, если бы такое было возможно. Он протянул чашку, и тот сделал глоток. Красивое лицо сморщилось.
– Понравилось?
– С сахаром по-другому… лучше, – почти шепотом произнес Эрик. – Но если вы скажете, чтобы мне нравилось без сахара…
– Неважно, – оборвал его Йонас, решив в обед предложить кофе с молоком. Он никогда не давал клиентам рекомендаций, чем кормить кукол – созданные им существа были всеядны. И уж точно никогда не интересовался кулинарными предпочтениями кукол. Может быть, напрасно.
Посыльный принес завтрак почти сразу же, и Йонасу не пришлось придумывать, о чем бы еще спросить Эрика или что ему рассказать. Рядом с ним было немного не по себе, как с чужим нашкодившим ребенком, за которым попросили присмотреть: обоим ясно, кто главный, но и пожурить нельзя, и молчать неловко.
После завтрака, велев Эрику чем-нибудь заняться, Йонас направился в мастерскую, где собирался подготовить болванку для куклы господина Фредерика. Во время лепки проще всего было позволить рукам творить, отпустив себя, однако в этот раз оказалось сложно расслабиться. То и дело всплывали непрошенные мысли: какой выйдет кукла? Покладистой, как Эрик, или строгой и серьезной? Будет ли любить кофе или предпочтет чай?
Испортив уже третий кусок ценного материала и глухо выругавшись, Йонас сполоснул руки, натер их миндальным маслом – кукольники берегли пальцы – и вернулся в дом.
Фру Хаартман должна была явиться примерно через полчаса, и он решил предупредить об этом Эрика. Тот обнаружился в ванной: чистил специальной пастой раковину.
– Что ты делаешь? – ошеломленно спросил Йонас. – Разве я велел тебе этим заняться?
– Нет, – Эрик выглядел абсолютно спокойным, будто занимался своим обычным делом. – Хозяин говорил, что если у меня столько недостатков и свободного времени, то я должен каким-нибудь способом приносить пользу. Я многому научился, поверьте!
Йонас сжал кулаки. Ему со многим приходилось сталкиваться, но чтобы уникальную куклу, пусть даже и не совсем удачную, использовали вот так... все равно, что мыть пол бархатным камзолом. Возмутительно!
Отобрав у Эрика губку, Йонас заставил его вымыть руки, а потом намазать все тем же миндальным маслом. Он вспомнил, как тщательно создавал эти узкие кисти, тонкие пальцы, и в нем снова всколыхнулся гнев на Михаэльсона – будто ил со дна озера поднялся.
– Ты не должен этим заниматься, – сказал он, приведя Эрика в гостиную. – Для такой работы есть куклы-горничные или прислуга. Ты не создан для хозяйственных дел.
– Но чем же мне заниматься? Для чего-то же я предназначен?
Йонас потер переносицу и кашлянул.
– Откровенно говоря, не знаю.
– Но вы же мой мастер, вы меня создали. Вы должны знать, – в голосе Эрика слышалось огорчение, хотя огорчиться он не мог.
У куклы были странные реакции.
– Я создавал тебя по заказу господина Михаэльсона, а для чего он собирался тебя использовать, я не знаю. Подобные вопросы клиентам задавать не принято.
– А вам я для чего нужен?
– Не знаю, – буркнул Йонас. Ему показалось, что правдивый ответ "ни для чего" прозвучит слишком жестко. Наверное, поэтому ему так непросто было управляться с Эриком: заказчики, получая куклу, точно знали, что будут с ней делать, для Йонаса же Эрик был неудобством, как внезапно приехавший с визитом дальний родственник.
– Ты поживешь здесь, пока я не решу, что с тобой делать, – сказал он. – Ты не должен заниматься домашней работой и вообще ничем, что может тебя испортить. Тебе нельзя выходить, нельзя заходить в мои личные комнаты, нельзя трогать мои вещи, кроме тех, что я сам тебе дам. Можешь... не знаю, можешь рисовать, читать; ты умеешь читать?
– Нет.
– Прекрасно. Будешь учиться, это займет твое время.
– Раз вы этого желаете... – Эрик улыбнулся, будто нашел наконец цель в жизни. Йонас как никто знал, что куклы не могут существовать самостоятельно, а только исполнять приказы. Веление хозяина было стрелкой компаса, указывавшей им путь. Может быть, еще и поэтому Йонас не заводил собственных: по сути своей он был творцом, а не повелителем.
– Очень рад! – сказал он и тут же услышал стук – пришла фру Хаартман.
Объяснение с ней вышло неловким. Эрик протянул руку, пожать которую фру отказалась и даже попыталась незаметно перекреститься; Йонас запоздало вспомнил о ее набожности и уговоре насчет того, что в мастерской он убирается самостоятельно. Позже, когда он попросил ее готовить двойные порции, фру посоветовала кормить Эрика объедками, что, по мнению Йонаса, было недопустимо. Кукле было все равно, но он считал, что к особенным изделиям следует относиться с должным почтением. Напоследок фру затребовала повышения оплаты из-за необходимости постоянно наблюдать "дьявольское отродье" – после этих слов Эрик молча удалился в библиотеку, а Йонас задумался о том, что стоит, пожалуй, найти другую домоправительницу: в собственном доме выслушивать об адских кознях не хотелось.
Мысли о смене домоправительницы привели Йонаса в кабинет, который был более похож на филиал мастерской: кроме книг, на полках и в ящиках размещались химические реактивы, многочисленные эскизы когда-то сделанных им кукол, приборы, таблицы расчетов и прочие атрибуты, окружающие настоящего la doller, которым по праву считал себя Йонас. Еще один такой атрибут он извлек из-за толстых, никогда никем не открывавшихся томов, повествующих об истории средневековой Европы – это была бутылка отменного яблочного шнапса, регулярно заменяющаяся новой. Йонас время от времени позволял себе пропустить стаканчик-другой, всякий раз напоминая себе о том, каким тяжелым трудом достаются ему эти маленькие радости. Но фру Хаартман не разделяла этого мнения и неодобрительно поджимала губы всякий раз, когда видела мастера и шнапс вместе; и это ее молчаливое осуждение лишало Йонаса части удовольствия. Поэтому он предпочитал уединяться в кабинете и поэтому же иногда задумывался о более понимающей и лояльной управительнице. С появлением Эрика появился еще один повод изменить привычный уклад. На обдумывание того, как стоит поступить, у Йонаса ушло не меньше трех стаканчиков и примерно тридцать минут. В итоге, как обычно, он отложил решение на потом и вышел из кабинета в довольно благодушном настроении. Фру Хаартман что-то готовила на кухне, на стене тикали часы, а больше ничего не было слышно.
– Где Эрик? – спросил Йонас, спустившись.
– Ушел в магазин.
Он решил, что ослышался.
– Куда, прошу прощения?
– У вас закончился сахар, и я отправила его в лавку. А что такое? – фру отложила половник на поднос и обернулась. – Должен быть от него какой-нибудь прок!
Йонас собирался ответить ей гневной отповедью, но прикусил язык. Нельзя повышать голос на даму, даже если дама творит глупости. Он перевел дух, сосчитал про себя до десяти и изобразил улыбку.
– Фру Хаартман, я могу вас попросить больше так не делать?
– Почему же? – она даже бровью не повела, и это стало лишним минусом вдобавок к уже довольно внушительному списку. – Он слуга, это его работа.
– Фру!.. Эрик – не слуга, он кукла!
– Не вижу разницы.
Разумеется, она не видела разницы.
– Куклы – не слуги, а спутники! Они предназначены для любования, дружбы, помощи, наконец. Но слугами являются только фабричные штамповки, да и те – дорогое удовольствие. А мои куклы уникальны! Я над Эриком месяц работал, он идеален…
– …отвратителен, – пробормотала фру и перекрестилась.
Йонас решил уйти, чтобы не наговорить лишнего. В обеденное время полагалось надевать парадный сюртук для выхода на улицу, но бежать за ним наверх не было ни времени, ни желания. Он нахлобучил на голову котелок и отворил засовы.
– Скоро вернусь. Надеюсь, что скоро.
На улице была приятная для осени погода: довольно тепло и безветренно, солнце освещало разноцветные дома, а листья мягко шелестели, опускаясь на выложенную брусчаткой дорогу. Йонас поправил котелок и скорым шагом направился в сторону бакалейной лавки.
Магазинчик находился в паре кварталов от дома. Йонас преодолел этот путь гораздо быстрее, чем обычно, и вскоре уже добрался до места. В лавке было пусто, все добропорядочные горожане сидели за обеденными столами, Эрика тоже не было видно. Владелица лавки, сухопарая и оттого казавшаяся выше фру фон Берг, посмотрела на него с умеренным удивлением. Йонас помнил ее давно почившего супруга; кажется, с тех самых пор вдова не менялась, всегда одеваясь в темно-серое, храня в глазах приличествующую ее положению печаль и ведя бакалейные дела уверенной твердой рукой.
– Добрый день, господин Нордин! – произнесла она таким же твердым голосом, никак не выразив того удивления, что мелькнуло во взгляде. – Вам что-то понадобилось?
– К вам не заходил в последние полчаса молодой человек, черноволосый, с синими глазами, в несколько великоватой одежде? Он должен был спросить сахар.
– Да, – кивнула фру. – Такой был. Ушел минут десять назад. Но он не брал сахар.
– Что же он взял? – спросил Йонас. У него возникли сомнения. В лавку мог зайти юноша, похожий на Эрика, но куклы всегда подчинялись прямому приказу.
С другой стороны – приказ-то отдала фру Хаартман, а не непосредственный владелец.
– Он взял шоколадные фигурки, – сказала фру фон Берг и улыбнулась. – Так им радовался.
– Хм… Это вы предложили ему шоколад?
– В некотором роде. А почему вы спрашиваете?
Йонас стоял перед дилеммой: сказать, что Эрик – кукла, и тем самым привлечь к себе лишнее внимание, или отмолчаться и отправиться на поиски. Фру фон Берг не стала бы болтать, и все же он не желал становиться мишенью для острых язычков соседских кумушек.
– Ему велели купить сахар.
– Юноша спросил, насколько вкусен шоколад и похож ли по вкусу на кофе. Мне его вопрос показался странным, однако я ответила. Это ваш родственник?
Йонас пробормотал в ответ нечто неопределенное и, быстро попрощавшись, вышел из лавки на улицу.
Он переживал за Эрика. Необученный, неопытный и наивный, тот мог стать жертвой мошенников или воров. В городе было спокойно, а район Постен славился тем, что здесь крайне редко случались неподобающие происшествия, однако Эрик был слишком наивен и мог попасть в неприятности.
Йонас осмотрелся по сторонам – на улице было пусто. Он наклонился, подвернул штанины и впервые за долгие года побежал. Приличные люди никогда не бегали, а чинно прогуливались, и все же в тот момент Йонасу были чужды условности. Главным казалось найти Эрика.
Его не оказалось ни на этой улице, ни на соседних. Йонас пробежал по переулкам, петляя, словно вор, скрывающийся от полиции, и оставляя позади удивленных прохожих. Заглянул в несколько магазинов, надеясь, что Эрик перепутал направление и зашел не туда. Свернул на узкую улочку с промышленными зданиями, где размещались некоторые производства, но тут обнаружились только рабочие, которые что-то громко обсуждали, перекрикивая друг друга.
Йонас вернулся к лавке и огляделся. Налево шел длинный ряд почти одинаковых особнячков, отгороженных от тротуара старинной кованой оградой. В голову пришла рожденная отчаяньем мысль: ограда была невысока, и молодой сильный человек легко мог бы через нее перепрыгнуть. Может, Эрик решил забраться в чье-то жилище? Еще днем Йонас сказал бы "нет", но теперь в его душе поселилось сомнение. Обход каждого из домов занял бы не один час – впрочем, Йонас не исключал, что придется так поступить, если Эрик не обнаружится в ближайшее время.
Слева улица прерывалась небольшим парком, разделенным надвое одним из многочисленных городских каналов, и Йонас решил проверить, не прячется ли его подопечный в сени деревьев. Пробежка утомила Йонаса, однако из-за переживаний он почти не чувствовал усталости.
В парке было тихо и спокойно, яркие красно-оранжевые кленовые листья лежали на дорожках, чистый осенний запах успокаивал; казалось, будто за пару минут он переместился из одного мира в другой. Йонас, тяжело дыша, направился в сторону парковой площадки и издалека заметил Эрика: белая рубашка бросалась в глаза среди осенней желтизны. Фру Хаартман, конечно же, ничего не сказала насчет теплой одежды, но Эрик, похоже, не чувствовал холода. Он облокотился на перила и пристально смотрел в темную воду, где отражались деревья и облака, сжимая в руке пакет из лавки. Йонас выдохнул и слабо улыбнулся: до этого момента он и не подозревал о степени своего волнения, но как только гора свалилась с плеч, сразу захотелось совершить что-нибудь нетипичное. Забыть о работе хотя бы на день или просто погулять по улицам безо всякой цели.
– Мастер! – Эрик обернулся и отвесил небольшой поклон. – А что вы здесь делаете?
– Тебя ищу!.. И ты можешь не называть меня мастером.
– Но вы же мой мастер! Мне звать вас хозяином? Если профессор Михаэльсон больше не мой хозяин, то получается, что теперь вы…
– Зови меня по имени, – оборвал его Йонас.
– Хорошо, – Эрик кивнул и протянул ему пакет. – Конфету? Они вкусные.
– Я не… Да, хочу.
Он протянул руку, вытащил из пакета пару конфет и отправил их в рот. Эрик несмело улыбнулся.
– Ты не замерз?
– Нет, мастер. То есть, простите, Йонас.
Он, подумав, все же снял с плеч сюртук и набросил на Эрика – холодную погоду куклы переносили плохо.
Шоколад был вкусным; Йонас взял еще одну конфету и улыбнулся. Эрик посмотрел на него и разулыбался в ответ. Обычно кукольные эмоции отдавали актерской игрой – кукла улыбается, если того желает хозяин, – а Эрик выглядел по-настоящему довольным. Йонас вспомнил, что должен отчитать его за самовольную прогулку, но делать этого не хотелось. Нотация могла подождать, осенний парк и шоколад того стоили.
Эрик стягивал рукой сюртук на груди и смотрел, как плывут по воде желто-красные кораблики листьев. Мир вокруг застыл, время остановилось, и Йонас вдруг подумал, что Эрик самом деле видит осень впервые, пусть внешне ему девятнадцать. Неудивительно, что он сбежал сюда из дома, где его называют "дьявольским отродьем". Это его-то, в кого Йонас вложил столько сил, души и труда! Йонас выпрямился.
– Пойдем домой, – сказал он.
– Хорошо, – согласился тот, как обычно, но Йонасу все же показалось, что Эрик хотел бы побыть в парке еще немного.
– Обещаю, что мы придем сюда на прогулку. В выходной, – сказал он, наблюдая за явно просветлевшим лицом куклы.
Они так и дошли до дома: Йонас в одной повседневной рубашке, Эрик – в его сюртуке, накинутом на плечи, и молчание казалось уютным, как чашка теплого чая в дождливый день. Фру Хаартман встретила их на пороге.
– Да что же это творится! – воскликнула она в изумлении. – Господин Нордин, это уж ни в какие ворота не лезет! В каком виде вы разгуливаете по городу?
Он попытался что-то сказать, но прервать гневную тираду оказалось не так уж просто.
– И где сахар! Я посылала тебя за сахаром, безмозглое создание! – теперь ее мишенью стал Эрик. – Мне нужен сахар для клюквенного соуса! Господи, и кто только готов вас покупать, если вы неспособны понимать простые приказы?!
Йонас нахмурился.
– Что это у тебя? – фру вырвала пакет из рук Эрика и заглянула внутрь. – Шоколад? Господин Нордин, откуда шоколад?! Вам не стоит есть сладкое, я уже сколько раз говорила!
И это стало последней каплей. Уже не задумываясь, насколько невежливым будет перебить даму, Йонас кашлянул, пытаясь привлечь ее внимание, и сообщил:
– Вы уволены.
Фру Хаартман запнулась на полуслове.
– Что?
– Вы уволены. Меня не устраивает качество вашей работы. Расчет получите завтра, приходите в обед.
– Но… Я же столько лет о вас заботилась, неужели я заслужила подобное обращение? И из-за чего?
– Из-за безмозглого создания, – ответил Йонас. – Эрик не ваш слуга. Он произведение искусства, требующее надлежащего обращения. Кроме того, мне категорически не нравится, как вы убираете. Намедни я обнаружил клубок пыли под кроватью.
Фру вспыхнула и, поджав губы, кивнула.
– Как пожелаете.
– Я дам вам рекомендации, но попрошу не распространяться о моей частной жизни.
– За кого вы меня принимаете?!
– Я очень рад, что мы договорились. Теперь можно зайти в дом?
Фру Хаартман обиженно насупилась и отвернулась. Йонас принял это за разрешение.
– Входи, – он посторонился, пропуская Эрика вперед. Тот ужом прошмыгнул мимо домоправительницы и скрылся в библиотеке. Сам Йонас прошел в кабинет и быстро, будто подготовил нужные слова заранее, написал для фру Хаартман рекомендации, свидетельствующие, что если она еще и не вошла в сонм ангелов небесных, то явно окажется там после кончины. Отдав бумаги и проследив, как фру в последний раз закрывает за собой дверь его дома, Йонас вынул из шкафчика шнапс и переставил его на видное место.
– Эрик! – позвал он, налюбовавшись делом рук своих. – Так ты умеешь готовить?
– Нет. Хозяин Михаэльсон приказывал мне заниматься только уборкой.
– Значит, на ужин у тебя будет шоколад, – пробормотал не слишком расстроенный его ответом Йонас. – Фру успела приготовить обед, а ужинать нам с тобой нечем.
– Шоколад вкусный, – согласился Эрик. – Мне очень понравилось. Вы тоже будете его есть?
– Нет. У меня на ужин будет, по всей видимости, шнапс.
– Это так же вкусно, как шоколад?
Йонас расхохотался.
– Это гораздо менее вкусно. И ты никогда не должен его пробовать, запомни.
Алкоголь оказывал на кукол катастрофическое влияние: срок их жизни намного сокращался, могло измениться поведение, некоторые куклы впадали в подобие комы.
– Никогда, – повторил Эрик. – Я запомню.
Позже тем же вечером Йонас вышел в гостиную и обнаружил Эрика, который рассматривал висевшую на стене картину.
– Мне уйти? – обернулся тот при его появлении.
– Если хочешь, останься, – Йонас опустился на диван и вытянул ноги. Несмотря на суматошный день, ему было хорошо.
Эрик помялся и сел рядом, стараясь держаться подальше.
– Раз уж у нас обоих свободный вечер – принеси-ка из библиотеки букварь, он лежит на столе. Буду учить тебя читать.
Куклы обладали исключительной памятью, поэтому их обучение не представляло сложностей, а на Эрика еще и смотреть было приятно. Йонас на мгновение почувствовал себя Пигмалионом и тихонько фыркнул под нос.
К концу вечера – к концу шнапса, если быть честным – Эрик уже запомнил половину азбуки и медленно читал слова, пропуская незнакомые пока буквы. Йонасу довольно скоро наскучило это занятие, но Эрик казался искренне увлеченным, и мешать ему не хотелось. А вот любоваться изящными руками, пальцами, водившими по строчкам, безупречными чертами лица, густыми блестящими волосами было приятно. Прекрасная работа, просто прекрасная!
– Молодец, Эрик... – одобрительно произнес он. Тот обрадовался похвале, синие глаза вспыхнули, и Йонас уверился: это один из лучших вечеров за последнее время. Давно он не имел возможности так отдохнуть.
– Надо ложиться спать, – пробормотал Йонас, обнаружив, что глаза закрываются сами собой. Эрик что-то спросил, но Йонас не разобрал, что именно. Он почувствовал, как его укладывают на диван и раздевают, а потом накрывают одеялом. В тепле и покое удалось заснуть почти моментально. Йонасу показалось, что Эрик не ушел, но сон уже одолел его, не оставив возможности для расспросов.
Следующим утром Йонас проснулся из-за странных звуков; голова слегка побаливала, как всегда случалось после бурных возлияний. Обернувшись, он понял, что провел ночь на диване в гостиной и что Эрик на кухне. Позволять кукле развлекаться с ножами и другими кухонными приборами было небезопасно, Эрик мог порезаться, поэтому Йонас поспешно вскочил, покачнулся и направился на звук. Турка стояла на плите, доверху заполненная кофе, и Эрик как раз собирался зажечь газ. Йонас чертыхнулся, быстро закрутил горелку и обернулся к нему, собираясь высказаться по поводу увиденного, но тот вжал голову в плечи, опустил взгляд в пол и стал казаться ниже ростом, всем своим видом напоминая нашкодившего щенка.
Йонас молча взял турку, ссыпал большую часть кофе назад в банку, налил воды и зажег огонь.
– Нужно вот так, с водой. И сначала зажечь спичку, а уже после включать газ.
– Ясно.
– Ты в порядке?
– Да, Йонас, я в порядке. А можно вас попросить? – на одном дыхании выпалил Эрик.
– Конечно. Что такое?
– Вы не могли бы… не могли бы не пить шнапс?
– Хм... – сказать, что Йонас был удивлен, значило ничего не сказать. Он с легкостью бы посоветовал не лезть в его жизнь любому, осмелившемуся сказать подобное, даже фру Хаартман, помоги ей господь устроиться на новое место, желательно на другом краю города. Но он не мог разговаривать так с Эриком, который каждое слово понимал буквально. Нет, не так – как ребенок. Не пить шнапс, надо же.
– А почему ты не хочешь, чтобы я пил шнапс? – спросил Йонас со всей возможной мягкостью.
– Вам после него плохо! Если вам плохо, то не стоит его пить, правда? – Эрик опустил голову и коснулся пальцем закипающей турки. – Ой!
– Не надо трогать горячее!
Йонас метнулся к шкафчику с лекарствами, понял, что там нет ничего от ожогов, потом сделал пару шагов в направлении мастерской и остановился – ни один из материалов не помог бы уже готовой живой кукле. Обернулся, чтобы приказать Эрику опустить поврежденную руку в холодную воду, и не смог выдавить ни слова: тот стоял, засунув обожженный палец в рот, и посасывал его, как это делают младенцы. Он выглядел настолько невинным, настолько беззащитным, что сразу же захотелось запереть его в шкафу и не выпускать, чтобы ненароком не смог себе навредить.
– Покажи! – потребовал Йонас. Эрик послушно протянул руку. Подушечка пальца была красной и вспухшей. Йонас машинально подул на нее.
– Посыпь зубным порошком, боль снимет, – вспомнил он средство, которому его научила София. – Что же ты так неосторожно, – попенял он, когда Эрик вернулся, неся перед собой палец с белой горкой на нем. – Больно?
– Боль – это механизм, который можно использовать для достижения самых различных целей, – ровно проговорил Эрик. И, видя ошеломленное лицо Йонаса, добавил: – Так говорил хозяин Михаэльсон.
– Михаэльсон – болван! – рявкнул Йонас. Причин раздражаться не было, но чем больше он узнавал о своем бывшем клиенте, тем сильнее злился.
– Болван? – переспросил Эрик.
– Не очень умный человек.
– Он сказал, что слово "профессор" означает великий ум.
– В некотором роде… но он все равно болван, – Йонас решил перевести тему, поскольку вдаваться в дебри человеческой психологии при кукле казалось слишком странным даже для него: – Я схожу в ресторан, чего ты хочешь на завтрак?
– Можно булку с мясом? – спросил Эрик.
Это означало, что булки с мясом ему нравятся – Йонас в который раз поразился, что кукла без эмоций может иметь предпочтения в еде.
– Можно. Хотя, знаешь, я тут подумал – а почему бы нам не позавтракать вместе?
– Если вы считаете нужным.
Йонас не был уверен, что считает это нужным, но почему бы и нет? В конце концов, он имел полное право делать с куклой все, что пожелает. Его смущал только внешний вид Эрика: одежда болталась на том, как на вешалке или слишком тощем манекене. Но если сначала пойти в магазин, завтрак придется отложить на неопределенное время.
– Да, считаю, – сказал он, замечая, что Эрик явно рад его решению. – Подожди, я сейчас оденусь и найду куртку для тебя.
В шкафу отыскалась куртка, почти подошедшая Эрику по размеру. Теперь тот походил на студента какого-нибудь художественного училища – еще и потому, что на улице крутил головой во все стороны, разглядывая дома, прохожих, синее небо с важно плывшими по нему белыми облаками. Йонасу оставалось только следить, чтобы Эрик на кого-нибудь не налетел и не оступился на неровной местами плитке. На всякий случай он взял его за рукав.
В ресторанчике оказалось людно, Мари быстро перемещалась между столиками, обслуживая посетителей. Йонас остановился на пороге, осмотрел зал – его место у окна было свободно, но прекрасно просматривалось и с улицы, и изнутри. Можно было сесть в углу, чтобы не привлекать лишнего внимания, однако он решил, что прятаться глупо. Эрик раздаривал улыбки, пока они пробирались к столу, и Йонас дернул его за рукав, поторапливая.
Обычно ему нравилось здесь завтракать: шум, запахи свежей выпечки и кофе создавали ощущение почти семейного уюта, однако настроение портилось с каждой секундой – Йонасу не нравились многозначительные переглядывания, тихий шепоток, которой пронесся по залу после их появления, и громкие приветствия знакомых.
Мари подошла к ним пару минут спустя, румяная и слегка запыхавшаяся. Йонас собирался представить ей Эрика – и из вежливости, и на случай, если вдруг понадобится послать его за провизией, – но промолчал, заметив ее странный взгляд. Внутри зашевелилось неприятное чувство, похожее на ревность.
– Здравствуйте, Мари.
– Добро пожаловать, господин Нордин и господин?..
Эрик промолчал, и Мари продолжила:
– Что будете заказывать?
– Рыбный пирог, булочки с мясом, булочки с корицей, – быстро перечислил Йонас. – Горячий шоколад и... – он взглянул на Эрика, – впрочем, два шоколада.
Мари тоже посмотрела на Эрика, как показалось Йонасу – дольше, чем следовало бы.
– Ты хочешь что-нибудь еще? – отрывисто спросил он у Эрика. Тот помотал головой.
– В таком случае, все, – скупо улыбнулся Йонас. Знакомить их он все-таки не стал. В конце концов, это можно сделать и перед уходом, когда придет время рассчитываться.
В ожидании заказа он наблюдал за Эриком, который, не замечая его внимания, рассматривал сначала скатерть, потом набор для специй и, наконец, переключился на посетителей. Вдруг его лицо неуловимо изменилось: оно стало действительно кукольным, застывшим, неживым.
– Что с тобой? – нахмурился Йонас. Может быть, в Эрике есть и другие дефекты, кроме указанных?
– Там господин Михаэльсон, – пробормотал тот, опуская голову.
Йонас обернулся. Действительно, в зал только что вошел профессор и оглядывался, выбирая себе место.
– Можно попросить? – спросил Эрик тихо.
– Конечно.
– Не зовите его к нам, пожалуйста.
Йонас наморщил лоб.
– Тебе не нравится профессор?
– Нет, – произнес Эрик таким тоном, что было ясно – ему крайне сложно в этом признаться, стыдно и неудобно, но и сдержаться не вышло.
– Ничего страшного, мне тоже.
– А вам почему?
Его прямота обескураживала. Йонас знал, что куклам несвойственна стыдливость, пока они еще не обучены нормам поведения, и все же несколько растерялся.
– Ну… Он неприятный человек.
– Потому что вернул вам меня?
– Нет! Не поэтому. Я был разочарован, безусловно, но дело не в тебе, а в нем.
– Почему?
Йонас собирался ответить, но тут послышался знакомый скрипучий голос:
– О, Нордин! И вы тут!
Йонас скрипнул зубами. Принесла же нелегкая.
– Да, профессор, – ответил он, пытаясь свести общение к паре шутливых фраз. – Завтрак, знаете ли, необходим, чтобы день прошел плодотворно.
Не было никакой надежды, что Михаэльсон не обратит внимания на Эрика.
– И куклу мою притащил? – продолжал профессор, нимало не смущаясь. – Зачем? Вы, кукольники, странные люди! Приводить этих, – он презрительно указал подбородком на Эрика, который сидел все в той же позе, – в приличное общество!
– Мне так удобнее, – ответил Йонас, стараясь не раздражаться.
– Ну, Йонас, что же вы, как маленький! – гулко рассмеялся Михаэльсон. Цепочка на его сюртуке мелко задрожала. – Есть ведь и неписаные правила приличия...
Йонас тоже улыбнулся, хотя положение совсем его не радовало. Он не умел выходить из подобных ситуаций красиво, но и публичный скандал был не по нему. Нужно было как-то отделаться от профессора. Йонас понизил голос, чтобы не было слышно за соседними столиками и на одном дыхании выдал, что с удовольствием побеседует с профессором в другой раз, а сейчас желает спокойно поесть, в связи с чем просит того удалиться.
Услышав это, Михаэльсон побагровел. Какое-то мгновение Йонасу казалось, что он сейчас поднимет крик с требованием выкинуть их из ресторана, но профессор только одарил его тяжелым взглядом и ушел. Йонас опустился на стул и вытер ладони салфеткой.
– Мне понравилось, – услышал он шепот Эрика.
– Что тебе понравилось? – спросил он, все еще думая о Михаэльсоне. И замер с салфеткой в руках, услышав в ответ:
– Вы.
От его похвалы по неясной причине потеплело в груди.
– Почему?
– Вы такой смелый!
Йонас усмехнулся.
– Я… А мы вечером еще позанимаемся?
Способность Эрика переключаться с темы на тему несколько обескураживала.
– Ты хочешь почитать?
– Очень!
– Значит, почитаем.
Они спокойно доели завтрак; Йонас вспомнил о том, что так и не представил Эрика Мари, поэтому оставил щедрые чаевые, после чего они направились в салон готового платья – нужно было купить Эрику одежду.
Хозяйка салона была дамой в годах, и девушек на работу принимала весьма разборчиво, особенно ценя безупречную репутацию и корректность в обращении с клиентами. Йонас не удивился, что его встретили как долгожданного гостя, а когда он сказал, что одежда нужна для молодого человека, вокруг Эрика захлопотали сразу две одинаково одетых и причесанных продавщицы. Их быстрые взгляды, как и взгляд Мари, выдавали заинтересованность. Йонас знал, что его изделия красивы, но ему впервые приходилось видеть, как люди оценивают внешность куклы, не зная о ее сущности. А чуть позже, когда им вынесли несколько пар нательных рубашек, понял, что дело не только в красоте Эрика: одежду демонстрировали и ему тоже. Этому могло быть два объяснения: либо продавщицы решили, что он – заинтересованный друг и просто проявляли вежливость, либо…
Йонас покосился на Эрика. Тот рассматривал ткани внимательно, будто знаток текстильного производства, хотя на самом деле выбирал более замысловатые рубашки – с рисунком или с жабо.
– Он у нас франт, – пробормотал Йонас, – любит приодеться.
И окончательно решил, что не будет прятать Эрика, равно как и не станет скрывать его природу.
После рубашек принесли брюки, предложили примерить, и Эрик тут же попытался расстегнуть свои, чем смутил и продавщиц, и Йонаса – пришлось взять его за руку и провести в кабинку.
– Ой, а куда вы? – пробормотал тот, когда Йонас решил выйти, чтобы не мешать.
– Подожду тебя в магазине.
– Вы мне не поможете? – он снова смотрел взглядом растерянного ребенка – невозможно было отказать.
Йонас представил, что о нем будут говорить, задумался и кивнул. Пусть говорят, при репутации пособника дьявола слух о порочной связи с молодым человеком уже повредить не сможет. Правда, между решением помочь и его практическим воплощением оказалась значительная разница. Кабинка все-таки была рассчитана на одного, и двоим в ней было тесно. Йонас постарался вжаться в стену, но все равно Эрик постоянно на него натыкался, ударяя то локтем, то коленом, особенно когда начал натягивать брюки, разумеется, более узкие, чем те, что подобрал ему Йонас. Надев их, он стал возиться с застежкой.
– У меня не получается, – наконец признался он.
Йонас чертыхнулся про себя и наклонился посмотреть, что там случилось.
– Здесь не прорезаны петли для пуговиц, – сказал он, поняв, в чем дело. – Нужно попросить ножницы. Нам требуется помощь! – воскликнул он, не задумываясь. Продавщица отдернула занавеску, и по ее румянцу Йонас понял, что сегодня в салоне никому не придется скучать без новостей.
– Будьте добры, – сказал он непринужденно, – принесите мне ножницы.
Она кивнула и удалилась. Йонас посмотрел на Эрика и заметил на его губах мечтательную усмешку.
– Могу я поинтересоваться, что вызывает у тебя улыбку, мой друг?
– Да, – кивнул тот. – Смешно, что вы такой… – он долго подбирал слово, а потом тем же веселым тоном продолжил: – Дергаетесь.
– Я не дергаюсь! – возмутился Йонас. – С чего это ты решил, что я дергаюсь?
– Дома вы другой. А сегодня все время то ложкой о тарелку стучали, то теперь… вот, у вас бровь дернулась.
– Ничего подобного!
– А теперь губы дрожат.
Йонас хотел сказать еще что-нибудь – куда это годится, что кукла над ним потешается, – а потом вспомнил, что от продавщиц их отделяет тонкая занавеска. Достаточно с них впечатлений.
– Допустим, ты прав. А теперь помолчи, будь добр.
– А можно?..
– Помолчи! – прикрикнул на него Йонас.
Эрик вновь не подчинялся прямому приказу, однако думать об этом никакого желания не было. Кроме того, их еще ожидала долгая череда примерок: кальсоны, жилетки, смокинг и теплая одежда – Йонас решил не экономить.
Эрик замолчал и молчал достаточно долго для того, чтобы Йонас начал скучать. Неуместная болтовня, как оказалось, заставляла время лететь незаметно, теперь же оно тянулось, как карамель. Йонас незаметно вздохнул и вышел из примерочной, чтобы дать Эрику возможность примерить парадный костюм. Мало ли... вдруг придется демонстрировать его в качестве образца взыскательному покупателю.
Эрик возился долго, но на помощь не звал. Йонас уже собирался спросить, все ли у него в порядке, когда Эрик наконец вышел, и вопрос застыл на губах. Эрик, с его неправдоподобно стройной фигурой и классическими чертами лица, выглядел в идеально сидящем смокинге как законодатель мод.
Он повернулся вправо, потом влево. Позади Йонаса кто-то уронил на пол ножницы.
– Так хорошо? – спросил Эрик. – Вам нравится?
Будь на его месте кто угодно другой, Йонас бы поклялся, что эта нарочитая демонстрация неслучайна.
– Хорошо, – сказал он мгновенно севшим голосом. – Мне нравится. Действительно нравится.
– Что дальше? – поинтересовался Эрик.
Он уже был готов найти другое занятие. Обратная сторона непосредственности, подумал Йонас.
– Дальше мы попросим девушек отправить покупки к нам домой, плюс несколько комплектов белья нужного размера, – сообщил он одной из продавщиц. – И пойдем за обувью.
– Но у меня уже есть обувь!
Одна из служащих магазина, стоявшая ближе остальных, посмотрела на Эрика с заметным сочувствием, а потом потупилась.
– Нужно купить еще.
– Вы богатый, да?
О, господи…
Взгляды всех людей устремились к Йонасу.
– Относительно, – ответил он вполголоса. – Эрик, не задавай мне подобные вопросы при посторонних, хорошо?
– Хорошо, – ответил тот, кивнув.
Смокинг придавал ему поистине королевскую осанку, и кивок выглядел так, словно царственная особа согласилась выполнить просьбу подданного. Йонасу захотелось оказаться в каком-нибудь другом месте, предпочтительнее всего – дома.
– Переоденься, будь добр, и мы отправимся дальше.
– А. Хорошо, – Эрик снова нырнул в кабинку, а Йонас подошел на негнущихся ногах к низкому пуфику и присел. Стоило вызвать портного на дом, определенно.
Вышел Эрик уже в привычной одежде, и Йонас наконец снова почувствовал себя хозяином положения. Покупка обуви прошла почти без эксцессов, если не считать того, что Эрик опять обратился к Йонасу за помощью, и пришлось показать ему, как правильно надевать и зашнуровывать выбранные к смокингу недешевые туфли. У Йонаса снова мелькнуло подозрение, что Эрик специально ставит его в неловкое положение, но синие глаза смотрели настолько невинно, что делали нелепыми любые подозрения.
Оставив в магазине солидную сумму денег и еще больше поводов для разговоров, они вернулись домой. Следом за ними пришел посыльный, доставивший пакеты с купленными вещами.
– Можно, я примерю их еще раз? – спросил Эрик.
– Зачем? – Йонас немного устал за этот день и собирался спокойно почитать газету.
– Ну, вам же понравилось, как я выгляжу во всем этом, – Эрик указал на обновки. – А мне нравится, когда вы на меня так смотрите.
– Как?
– Я не знаю, как это называется. Но когда я был в смо-кинге, – с запинкой произнес он незнакомое слово, – вы смотрели на меня совсем иначе, чем сейчас.
– Смокинг не стоит надевать, но… Тебе и вправду стоит переодеться.
– А что надеть?
– Что-нибудь повседневное. Вечером к нам придут гости. Точнее, гостья.
– Женщина? Мари? Или фру из лавки? – воодушевился Эрик.
Йонас усмехнулся.
– Нет, моя подруга София. Она была в отъезде, но вернулась. А у нас традиция: по четвергам она приходит ко мне в гости.
– Я должен буду прислуживать?
Временами с Эриком бывало слишком сложно.
– Нет, просто посидишь с нами, выпьешь чаю, – ответил он слегка раздраженно. – София – учительница, она наверняка сможет ответить на твои вопросы, и… Я думаю, она тебе понравится.
– А я ей?
Йонас усмехнулся снова.
– Да, ты ей понравишься.
Эрик принялся раскладывать вещи по шкафам в гардеробной, и Йонас не сразу заметил, что делает он это молча, не задавая внезапных вопросов, не обращаясь с просьбами или предложениями, к которым Йонас уже немного привык. Видимо, так на него подействовало что-то в рассказе о Софии. Было неплохо отдохнуть от постоянного напряжения, которое Эрик создавал свои присутствием, и в то же время чего-то как будто не хватало.
Проверяя запасы чая и сахара, Йонас сообразил, что угостить приятельницу нечем. Нужно было сходить в кафе. Отправить туда Эрика он не рискнул – проще было сходить самому.
– Эрик! – позвал он, надевая пальто. – Я уйду ненадолго. Никуда не выходи, жди меня дома. Я скоро вернусь.
Тот молча кивнул и скрылся в гостиной.
Йонас почти не задержался, разве что на пять-десять минут, ушедших на беседу со знакомым, встретившимся в кафе. Но, придя домой, он не нашел Эрика в гостиной. Неужели мальчишка опять куда-то убежал?
Его не оказалось ни в кухне, ни в кладовке, где Йонас задержался, удивившись тому, как преобразилось помещение. Заподозрить у Эрика наличие вкуса было не просто сложно – невозможно, однако за пару дней он превратил небольшую комнатку без окон в полноценное жилище. На стене висел рисунок, один из старых набросков Йонаса – наверняка нашел в библиотеке, где давно пора было разобрать папки. Низкая кособокая тумбочка была застелена салфеткой и казалась словно специально состаренной. На лампочку под потолком Эрик нацепил абажур из бумаги, когда только успел соорудить? Даже блеклая сине-зеленая краска стен будто подчеркивала нехитрый уют.
Йонас причмокнул и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В подсобных помещениях и на втором этаже также было пусто, и напоследок он решил проверить мастерскую, куда строго-настрого запретил Эрику заходить; оказалось, что запрет снова не сработал: тот стоял у стеллажа с ингредиентами, рассматривая банку с фарфоровыми зрачками.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Йонас. – Разве я не говорил, что тебе сюда нельзя?
– Говорили, – Эрик произнес это тихо и как-то равнодушно, без испуга или раскаяния. – Вы собрали меня из таких вот частей, да? И как-то оживили? Зачем?
– Уж точно не затем, чтобы ты задавал подобные вопросы! – Йонас схватил его за рукав и потянул из мастерской. Раздался грохот и стук бьющегося стекла: кто-то из них зацепил стойку, банка упала, фарфоровые глаза раскатились по полу. Эрик, не двигаясь, смотрел на них застывшим взглядом, и Йонас понял, что это не равнодушие, а шок. Во всяком случае, у человека это называлось бы именно так.
Кое-как он вывел Эрика из мастерской и усадил на диване в гостиной, а сам сел рядом, не зная, что делать. Ему никогда не приходилось иметь дела ни с чем подобным.
– Зачем? – снова спросил Эрик, глядя прямо перед собой.
– Это моя работа.
– Создавать людей?
– Ты не человек, – ответил Йонас чуть более резким тоном, чем того требовала ситуация. Отчего-то его возмутил факт непослушания Эрика. – Ты кукла.
– Разве я не такой же, как вы? – спросил тот тусклым бесцветным голосом.
– Нет. Меня родила женщина, а ты создан мной.
– Получается, что женщина создала вас. Значит, мы одинаковые.
– Нет, меня женщина родила, а тебя слепили из глины! Из особенной глины, это требует мастерства и умений, однако ты искусственное создание.
– И в этом вся разница?
Йонас хотел было ответить, что разница гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, и тут же понял, что Эрик по сути прав. Кукол никогда не приравнивали к людям, но хорошо обученную куклу даже самый искусный лекарь не смог бы отличить от человека. У кукол была кровь в венах, внутренние органы, сердце, мысли, чувства – последние не у Эрика, но все же были. В целом люди и куклы отличались только тем, каким путем появились на свет.
– Разница в том, что у меня есть душа.
– А у меня нет?
– О, господи… – Йонас не был расположен вести теологические беседы даже в добром расположении духа, тем более – с непослушной куклой. – Я могу в воскресенье сводить тебя в церковь, поговоришь со священником. Если меня не отлучат, – на губах появилась улыбка, отдающая горечью, – за то, что привел в божий храм дьявольское отродье. Хотя отец Маттс считается человеком широких взглядов. Возможно, согласится с тобой побеседовать.
– Значит, вы сами ничего мне объяснить не можете? – голос Эрика звучал почти обвиняюще. – Вы меня создали – и ничего не можете объяснить? И думаете, это сможет сделать за вас кто-то другой? Вы говорите, что я не человек, но не говорите почему. Я... я думаю, вы и сами не знаете! – он выбежал из комнаты, оставив Йонаса в растерянности. Мастер не знал, задавали ли другие куклы подобные вопросы. Вроде бы никто из владельцев не жаловался. С другой стороны, на что тут жаловаться? Можно просто запретить такие разговоры – он дал Эрику слишком много свободы. Нужно будет навести порядок в этом вопросе.
С этими мыслями Йонас распахнул дверь чулана и увидел лежащего на постели лицом вниз Эрика, который казался в этой обиженной позе совсем подростком.
– Вставай, тебе нужно переодеться к приходу гостьи, – сказал Йонас куда менее сурово, чем собирался.
– Не хочу, – пробурчал тот в подушку.
От такой наглости у Йонаса пропал дар речи.
– Что значит "не хочешь"?
– Не хочу одеваться. Уйдите.
– Ч-что?
– Уйдите! – выкрикнул Эрик, обернувшись, и снова уткнулся носом в подушку.
Йонас не знал, что сказать. Куклы не вели себя подобным образом. Никогда. Наверняка о подобном поведении стало бы известно – никто не стал бы терпеть строптивое имущество.
– Почему ты не хочешь?
– Потому!..
По крайней мере, он отвечал на вопросы, а не отмалчивался.
– Это потому что ты узнал, что не человек?
– Я и так знал.
– В таком случае, почему?
– Потому что я хочу побыть один! Уйдите! – Эрик уже почти рыдал, судя по тону, и Йонас предпочел выполнить его просьбу.
Вдруг Эрик – первая в мире кукла со свободой воли? Вот оно, точно. Главное отличие кукол от людей – свобода воли, которой куклы не обладали.
Йонас не хотел оставлять Эрика одного во время визита подруги, а потом поминутно бегать проверять, не натворил ли тот чего. Да и София наверняка заинтересуется новостями насчет увольнения фру Хаартман и нового жильца в доме Йонаса. Они дружили столько лет, что и сами не могли сосчитать, и были более близки, чем брат с сестрой. Только с Софией Йонас мог обсудить не только сам факт присутствия Эрика в его доме, но и некоторые особенности его поведения. Однако для этого нужно было их познакомить, что пока представлялось затруднительным.
Накрыв на стол, Йонас поставил на огонь чайник и принялся искать в шкафчике чай. София, в отличие от него, не любила кофе. Задумавшись о возможности проявления свободы воли у кукол, Йонас машинально перебирал баночки и коробки и вздрогнул от неожиданности, услышав шаги. В дверях стоял Эрик.
– Извините, – сказал он, опустив глаза. – Я не должен был кричать на вас. Куклы не должны так поступать, они не имеют права.
– Да, конечно, – сказал Йонас, чувствуя непонятное раздражение. Эрик все говорил правильно и вел себя так, как нужно – именно это было досадным. – Поможешь мне найти чай?
– Да, конечно, – Эрик подошел и стал рыться в шкафу. – А ваша гостья – какая она?
Йонас улыбнулся.
– Ей слегка за тридцать, она очень прогрессивная дама. Некоторые считают Софию даже слишком прогрессивной – не так давно она вышла на улицу в мужском костюме, представляешь?
Эрик продолжал смотреть на него, не понимая, в чем тут соль, и Йонас махнул рукой:
– А, неважно.
– Для кого третья тарелка и приборы?
– Как для кого? Для тебя.
Эрик приподнял брови.
– Я буду ужинать с вами?
– Разумеется. А ты думал, что я запру тебя в чулане?
Шутка не удалась: Эрик сгорбился, опустил голову и смотрел исподлобья.
– Я не знаю, как обращался с тобой профессор… И знать не хочу, если начистоту. Но ты будешь ужинать с нами.
– Как пожелаете, – и стало еще хуже.
Йонас терялся, не зная, как с ним разговаривать. Стоило, наверное, поскорее вручить Эрику книгу для кукол, в которой объяснялись тонкости человеческого общения, дабы избавить себя от подобных бесед в дальнейшем.
– Принеси, пожалуйста, вазу из моего кабинета.
– Вазу? – эхом отозвался он.
– Сосуд из темно-зеленого стекла, в него ставят цветы.
– У вас есть цветы?
– Да.
Букет Йонасу вручила встреченная по дороге старушка, приговаривая: "Подарите дорогому человеку, всего полкроны, добрый господин". Только теперь он понял, что сразу вспомнил Эрика, а не Софию – впрочем, та не была его дамой ни раньше, ни теперь.
Не то чтобы он собирался подарить кукле цветы – конечно, нет, просто букет можно было поставить в его комнате. Да и к облику Эрика очень подходили цветы: растрепанные, как и он сам, белые и сиреневые хризантемы. Но теперь Йонас передумал: некогда было заводить разговор о цветах, когда и без того нужно было объяснять сотню мелочей.
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс
Размер: макси
Тип: слэш
Объем: 161 699 зн.
Описание: ориджинал написан на конкурс "Свобода слова" в дайри. Заявка: «слэш, преслэш, рейтинг на усмотрение автора. В большом современном городе, на одном из перекрестков есть магазинчик. В магазинчике продаются слепленные по образу и подобию недолюди - придумай себе любого и забирай. Каким хочешь, таким его и сделают. Однажды хозяину магазинчика возвращают обратно один экземпляр. Хозяин, который до этого дня предпочитал живых обычных людей, а не подделки под них, оказывается вынужден забрать его к себе, потому что девать его некуда. Только вот экземпляр оказывается совсем не тем, чего ему бы хотелось. Юмор, романс - предпочтительнее остального»
Примечания: место действия - альтернативная Европа, примерно 30 годы ХХ века.
читать оридж "По образу и подобию", продолжение в комментарияхКукольник Йонас Нордин не любил непрошеных гостей, особенно если накануне провел вечер и часть ночи за карточным столом. Немногочисленное окружение отлично знало об этой особенности его домашнего уклада, и потому Йонаса немало удивил звон дверного колокольчика в неурочный час. Он никого не ждал: молочница и зеленщик заходили только поутру, встреча с заказчиком, господином Фредериком, была назначена на пятницу, а София уехала к родственникам в Мильборг. Соседи старались держаться от него на расстоянии и подружиться не стремились: у кукольников была незаслуженно дурная слава. Считалось, что те, кто умеет вдыхать жизнь в глину, заключили сделку с дьяволом. Поначалу Йонаса такое отношение немного расстраивало, но после он привык к нему, как привык мириться с плохой погодой и завышенными ценами на хороший шоколад. Мир не переделать.
Отложив в сторону инструменты, он повесил рабочий халат на крюк в виде головы грифона, пригладил у зеркала волосы и подошел к двери.
– Кто там?
– Это профессор Михаэльсон! – голос у старика был скрипучим, как несмазанные петли. – Мастер Нордин, у меня к вам серьезные претензии по поводу качества вашей работы!
Йонас нахмурился. Последний раз претензии по поводу качества ему предъявляли… нет, он решительно не помнил такого случая. С вопросами насчет поведения кукол, случалось, приходили, но всё улаживалось, стоило поговорить с клиентом и объяснить ему тонкости обращения с движимым имуществом. Не все покупатели до конца понимали, что именно они приобретают. Люди вообще не были склонны задумываться над целью своих поступков, что зачастую приводило мастера в недоумение. Его куклы никогда не совершали ничего бесцельного, лишнего или ненужного.
Йонас отодвинул оба кованых засова, на которые большую часть времени была закрыта дверь его дома. Он не был богат, но считался человеком зажиточным. Да и секреты ремесла тоже нужно было охранять: они представляли не меньшую ценность, чем золотые монеты.
Он едва успел отступить в сторону: дверь распахнулась, как от порыва ветра, и в дом ворвался профессор Михаэльсон. Невысокого роста, тот был весьма плотным, но Йонас не рискнул бы сравнить его с булочкой или пуховой подушкой. Профессор скорее напоминал валун, и сейчас это был крайне раздраженный валун. Круглые очки сползли на самый кончик крупного багрового носа, а редкие седые волосы растрепались, открывая взору обширную лысину.
– Не хотите ли чаю? – поинтересовался Йонас, пока гость переводил дух после штурма двери.
– К черту чай!
– В таком случае, – он отступил в сторону, – попрошу в мой кабинет.
Михаэльсон вихрем пронесся мимо и быстро, несмотря на лишний вес, взбежал по лестнице на второй этаж. Там, развернувшись, глянул вниз через перила и гневно проскрипел:
– Вы идете, или мне весь день вас ждать?
Йонас уже собирался задвинуть засов, когда вдруг обнаружил на пороге Эрика, свою последнюю куклу, которую отвез профессору меньше двух недель назад. Эрик был его гордостью: правильные нордические черты, волосы цвета летней ночи, гибкое, но жилистое тело. Характер тоже был выдержан и подогнан так, чтобы кукла не надоедала хозяину, плюс, как обязательное пожелание профессора Михаэльсона, полное отсутствие эмоций. Эрик был венцом его творения, эталоном, и тем более странными выглядели претензии к качеству.
– Вы оставили Эрика на пороге, – сказал Йонас ровно, сдерживая раздражение.
Он очень не любил, когда к его изделиям относились без должной осторожности: куклы многое могли выдержать, но бросить Эрика под дождем было со стороны профессора просто верхом беспечности.
– Ну и что?!
– Он может заболеть.
– Я все равно намерен вам его вернуть, так что теперь меня его состояние не касается!
Йонас подумал, что ослышался.
– Вернуть?
– Да-да! – желчно подтвердил сверху профессор. – Именно вернуть!
Йонас тем временем завел Эрика в дом и усадил на скамью, куда обычно клал шляпу и зонтик после прогулки.
– Посиди здесь. Никуда не уходи, – сказал он, оглядывая лицо и кисти куклы. Видимых повреждений не обнаружилось, и от сердца немного отлегло.
Эрик поднял на него небесно-синие глаза и кивнул. Убедившись, что кукла в безопасности, Йонас поспешно взбежал на второй этаж – не хотелось, чтобы Михаэльсон злился еще и из-за задержки.
Профессор стоял у стены, рассматривая лицензию с королевской печатью в широкой золоченой раме, и лицо его выражало крайнюю степень недовольства.
– Так что же вас не устраивает в моей кукле? – спросил Йонас, голосом подчеркнув слово «моей».
– Изделие не соответствует заказу! – громыхнул Михаэльсон, с легкостью снова впадая в гнев.
– В чем именно, позвольте узнать?
– Кукла не должна ничего чувствовать!
– Эрик и не чувствует. Не знает привязанности, ненависти, гнева, печали, тревоги – ни одного из сильных чувств, свойственных людям.
– Он чувствует боль! – перебил профессор. – А мои опыты требуют, чтобы реакция на боль у существа была практически нулевой! И зачем мне кукла, которая стонет и визжит при малейшей возможности? Заберите ее и сделайте мне новую, такую, как надо!
Йонас мысленно чертыхнулся. Когда профессор заказывал куклу без чувств, самым резонным оказалось предположить, что речь идет об эмоциях. Надо же было так опростоволоситься!
– Но…
Он был ужасно раздосадован, впервые допустив подобную ошибку, которая обернулась катастрофой. Новая кукла – это трата времени, которую никто не оплатит. И нужно будет куда-то деть Эрика. Готовую куклу практически невозможно продать повторно даже за номинальную стоимость, клиенты предпочитают созданных специально для них.
Как он мог подумать, что речь идет об эмоциях, когда Михаэльсон заказывал отсутствие сенсорики?
– Мне нужна новая кукла! Или исправьте эту! Я, кажется, заплатил достаточно, рассчитывая на товар, который будет соответствовать моим ожиданиям!
Йонас глубоко вздохнул и уточнил:
– Когда вы ожидаете получить новую куклу?
– К концу недели! Третьего числа у меня доклад в университете, я должен предоставить данные, а без подопытного все сорвется! Сорвется из-за вас!
Йонас наморщил лоб. Обеспечить профессора желаемым не было никакой возможности.
– Простите, – ответил он, покачав головой, – ничем не могу помочь.
– Как не можете?! – изумился Михаэльсон.
– За такое время изготовить куклу невозможно. Могу порекомендовать мастерскую, где вы подберете куклу с нужными параметрами, они наверняка справятся к требуемой дате. Вам даже подойдет заводское изделие с маркировкой, вы их наверняка видели – фабричных помечают буквами на щеках или на лбу.
– Но!.. Я ведь не просто так обратился к вам! Мне требуется эксклюзивный товар!
– Качество моего изделия вас не устраивает, а поскольку основное требование – сенсорика, то вам вовсе не обязательно снова заказывать дорогой товар. Купите готовую. В любой мастерской вам предложат болванку по вкусу, а наполнить ее соответствующими чертами сможет даже начинающий.
Профессор вновь возмутился, и пришлось выслушивать его претензии еще добрых полчаса, после чего выплатить неустойку, по сумме почти равную стоимости куклы. Когда Михаэльсон соизволил покинуть дом, Йонас почувствовал невыразимое облегчение, смешанное с досадой. Потеря столь значительной суммы была очень некстати: Йонас никогда не умел копить деньги, а лишнее спускал за карточным столом, считая свое увлечение невинной мужской слабостью. После расчета с профессором придется туже затянуть пояс.
Эрик продолжал сидеть на лавке, уставившись в одну точку.
– Вставай, – обратился к нему Йонас. – Пойдем.
Он привел куклу на кухню, усадил за стол и налил кофе обоим. Ему требовалась подумать. Дом был большим, но для одного, и подобрать Эрику комнату оказалось непросто. Разумеется, его нельзя было пускать ни в мастерскую, ни в кабинет. Может быть, устроить в кладовой? Если вынести оттуда весь хлам и поставить старую софу, то получится вполне приличное место для ночлега. Да, пожалуй, завтра он так и сделает. А сегодня Эрик переночует на кушетке в гостиной. Йонас потянулся, почувствовав, как устал за день. Тридцать восемь – уже не юность, увы. Он на какой-то миг почувствовал зависть к Эрику, которому всегда будет девятнадцать.
– Пойдем, – снова сказал он, и тот послушно двинулся следом, оставив недопитый кофе.
– Ляжешь здесь, – показал Йонас. – Я принесу тебе подушку и покрывало.
Эрик молча кивнул, и Йонас встревожился.
– Ты можешь разговаривать? – спросил он, вглядываясь в лицо куклы. – С твоим голосом все в порядке?
– Да, – произнес Эрик негромко. – Просто хозяин не любил, когда я разговариваю.
Йонас кивнул – скорее себе, чем Эрику – и пошел за постельными принадлежностями.
Его отец тоже не любил разговоры не по делу. Бывший военный, он хотел, чтобы сын пошел по его стопам, а увлечение кукольным делом считал недостойным мужчины. Среди кукольников не было женщин, но отец не желал ничего слышать, считая себя единственно правым. Йонас продолжал изучать принципы работы с глиной и скульптуру, пряча книги в подполе, и когда понял, что выбрал дело жизни окончательно, дома произошел нешуточный скандал. Мать рыдала и даже не пыталась его защитить, слово отца всегда было для нее решающим. Йонасу поставили ультиматум: куклы или семья. Он выбрал кукол, чем изрядно удивил родителей, собрал вещи и ушел – благо, денег на первое время должно было хватить. С тех пор прошло двадцать лет. Он несколько раз собирался съездить домой, чтобы повидать семью, готов был извиниться, если потребуется, и всякий раз что-то мешало. Йонас даже не знал, живы его родители или нет, и любое воспоминание о детстве отдавало колющей болью под ребрами. Он знал, что такое молчать, когда хочется говорить.
Его куклы всегда были особенными. Обычно мастерами становились сыновья признанных кукольников, а Йонас был выскочкой из простой рабочей семьи – вбил себе в голову, что хочет творить, и никто не смог отговорить его от этой затеи. После ухода из дома он нанялся в подмастерья к пожилому мастеру, который специализировался на куклах-помощниках по дому. Потом поступил в университет, работая разнорабочим две смены в день, чтобы платить за обучение. После университета посещал художественные и музыкальные курсы: кукла – это продукт смешения химии и искусства, нужно было разбираться во всем понемногу, чтобы создать совершенное изделие. Йонас знал мастеров, которые лепили красивых глупых кукол для постельных утех, и тех, кто предпочитал сосредоточиться на начинке. Он же являлся едва ли не единственным мастером, воплощающим абсолютно любые пожелания заказчиков. Цену он выставлял высокую, но до Михаэльсона никто не жаловался, поскольку его куклы были послушными, исполнительными и красивыми. А тут… Йонас тихо выругался и перевернулся на другой бок. Пуховая перина казалась жесткой, подушка – плоской и неудобной, а одеяло – слишком плотным.
В конце концов, он все-таки заснул – просто провалился в черноту безо всяких сновидений и проснулся раньше обычного, объяснив для себя раннее пробуждение вчерашним неприятным визитом и потерей довольно значительной суммы, что означало довольно долгое отлучение от зеленого карточного стола.
Эрик спал на диване, занимая под стеганым покрывалом очень мало места. Йонас тронул его за плечо. Тот открыл глаза легко, будто просто моргнул. Он выглядел точно так же, как вечером, только высохшие после дождя волосы завились на концах, да одежда была мятой и неприглядной. Йонас поджал губы и задумался. Он не любил, когда что-то в его доме выглядело неряшливо. Нужно было отвести Эрика в ванную комнату, а после – подобрать ему одежду. И подумать, что же делать с ненужной куклой. Существовала теория насчет повторного обжига; считалось, что можно заменить личность куклы. Эрик был красивым, так что если господин Фредерик захочет – можно будет попробовать заменить внутреннее содержание и вернуть вложенные в материалы средства.
Йонас привел Эрика в свою спальню и открыл шкаф. Задумчиво перебрал одежду, соображая, что могло бы подойти кукле, наконец вынул старую рубашку, которая давно стала ему мала, брюки, жилетку и белье и ткнул все это Эрику в руки.
– Прими душ и переоденься.
– Хорошо, – кивнул тот и послушно направился в ванную. Йонас проводил его взглядом. Всю жизнь создавая кукол, он сам никогда не пользовался ими, не держал в доме, кроме тех, что ждали заказчика, и не знал, что с ними делать. Тем более – с бракованными.
Из еды был только черствый хлеб и фрукты – Йонас привык завтракать в городе, а обед и ужин готовила домоправительница фру Хаартман, всегда на одну трапезу. Запасов он не держал, но Эрика нужно было покормить, а насчет завтрака в ресторане Йонас сомневался – демонстрация движимого имущества обществу считалась моветоном. Он долго морщил лоб, раздумывая, как же стоит поступить, и остановился на самом простом варианте: купить еды на вынос. Позже, когда придет фру Хаартман, нужно будет распорядиться насчет дополнительной порции для Эрика.
Когда тот вышел из душа, оказалось, что одежда висит на нем, как на вешалке. Йонас был высоким крепким мужчиной, но кукол лепил стройных, с рельефными мускулами, если клиент не заказывал иного. Разница между ним и Эриком составляла пару размеров, и зрелище удручало.
– Я помылся.
– Молодец. Присядь пока, а я схожу в город за провизией… – он осекся, осознав, что объясняется перед куклой.
Эрик сел, продолжая смотреть на него полным ожидания взглядом. Йонас немного разозлился на себя: кукла была неспособна понять мотивы его поведения, которое в этот момент диктовалось не логикой, а эмоциями.
– В общем, сиди здесь, – сухо добавил он. – Жди меня.
Йонас оделся, вышел за дверь и зашагал по улице, приподнимая шляпу при виде знакомых. Он жил в районе Постен уже давно, с тех пор как стал хорошо зарабатывать, и знал всех соседей, знал их привычки и мелкие слабости, доходы и покупки, мечты и беды. Он не был общительным человеком, но соблюдал правила приличия, что временами оказывалось утомительным – у соседских кумушек было слишком много свободного времени.
В ресторанчике "Король и лев" пахло кофе и плюшками с корицей. Йонас сел за свой столик, который никто не занимал, вежливо улыбнулся девушке-разносчице, протянул руку за лежащей на столе утренней газетой и замер. О том, что ему требуется еда на вынос, стоило сообщить заранее, только вот после такого все посетители "Короля и льва" будут знать, что у него гость. Возможно, уже через полчаса начнутся визиты соседей за солью или спичками, хотя в действительности интересовать их будет только одно – для кого он заказал еду.
Йонас досадливо фыркнул и встал.
Разносчица стояла за стойкой, наливая кофе в большие пузатые кружки, и когда заметила, что он подошел, улыбнулась.
– Господин Нордин?
– Доброе утро, Мари. У меня к вам просьба, – он перегнулся через стойку и понизил голос: – Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне домой принесли двойную порцию завтрака?
Золотая монета в две кроны звякнула, упав в блюдце для денег, и Мари улыбнулась.
– Конечно, господин Нордин. Кофе не желаете?
– Нет, я спешу. Спасибо.
Он постарался сдержать шаг, когда направлялся к выходу, чтобы не создалось впечатления бегства. Оказавшись на улице, Йонас глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Конечно, ему никогда еще не возвращали продукцию, но если подумать – совершенно обычное явление для производителей любого штучного товара. И все-таки необходимость объясняться с окружающими: соседями, знакомыми, фру Хаартман – вызывала смутное чувство раздражения. Йонас не привык ни перед кем отчитываться за свои поступки.
Эрик сидел у стола в той же позе, в которой он его оставил.
– Устал? – спросил Йонас.
Эрик отрицательно покачал головой, и Йонас снова ощутил досаду – ну почему он задает такие глупые вопросы? Человека может утомить безделье и необходимость оставаться в одном положении; человека, но не куклу.
– Есть хочешь?
– Да, господин.
– Скоро принесут еду, пока могу предложить кофе или чай. Чего ты хочешь? – спросив, он снова понял, что ведет себя глупо.
Эрик не был способен на эмоции, что уж говорить о предпочтениях в еде. Ответа ждать не стоило. Йонас подошел к чайнику, выставил на стол чашки, вытащил из шкафчика пачку черного чая и вдруг услышал:
– Вчера… Вчера вы угощали меня кофе. Мне понравилось.
Йонас остолбенел и приподнял брови.
– Понравилось?
– Да. Кофе сладкий. Было вкусно. Можно мне кофе?
– Разумеется, – согласился Йонас, с любопытством взглянув на Эрика. Кофе варился в молчании; но когда он разлил ароматный напиток по чашкам, в голову пришла одна идея.
– Кофе был сладкий, потому что я положил в него сахар. Но на самом деле он довольно сильно горчит. Хочешь попробовать и сравнить? Потом скажешь, что тебе больше понравилось.
Эрик кивнул. Радостно, сказал бы Йонас, если бы такое было возможно. Он протянул чашку, и тот сделал глоток. Красивое лицо сморщилось.
– Понравилось?
– С сахаром по-другому… лучше, – почти шепотом произнес Эрик. – Но если вы скажете, чтобы мне нравилось без сахара…
– Неважно, – оборвал его Йонас, решив в обед предложить кофе с молоком. Он никогда не давал клиентам рекомендаций, чем кормить кукол – созданные им существа были всеядны. И уж точно никогда не интересовался кулинарными предпочтениями кукол. Может быть, напрасно.
Посыльный принес завтрак почти сразу же, и Йонасу не пришлось придумывать, о чем бы еще спросить Эрика или что ему рассказать. Рядом с ним было немного не по себе, как с чужим нашкодившим ребенком, за которым попросили присмотреть: обоим ясно, кто главный, но и пожурить нельзя, и молчать неловко.
После завтрака, велев Эрику чем-нибудь заняться, Йонас направился в мастерскую, где собирался подготовить болванку для куклы господина Фредерика. Во время лепки проще всего было позволить рукам творить, отпустив себя, однако в этот раз оказалось сложно расслабиться. То и дело всплывали непрошенные мысли: какой выйдет кукла? Покладистой, как Эрик, или строгой и серьезной? Будет ли любить кофе или предпочтет чай?
Испортив уже третий кусок ценного материала и глухо выругавшись, Йонас сполоснул руки, натер их миндальным маслом – кукольники берегли пальцы – и вернулся в дом.
Фру Хаартман должна была явиться примерно через полчаса, и он решил предупредить об этом Эрика. Тот обнаружился в ванной: чистил специальной пастой раковину.
– Что ты делаешь? – ошеломленно спросил Йонас. – Разве я велел тебе этим заняться?
– Нет, – Эрик выглядел абсолютно спокойным, будто занимался своим обычным делом. – Хозяин говорил, что если у меня столько недостатков и свободного времени, то я должен каким-нибудь способом приносить пользу. Я многому научился, поверьте!
Йонас сжал кулаки. Ему со многим приходилось сталкиваться, но чтобы уникальную куклу, пусть даже и не совсем удачную, использовали вот так... все равно, что мыть пол бархатным камзолом. Возмутительно!
Отобрав у Эрика губку, Йонас заставил его вымыть руки, а потом намазать все тем же миндальным маслом. Он вспомнил, как тщательно создавал эти узкие кисти, тонкие пальцы, и в нем снова всколыхнулся гнев на Михаэльсона – будто ил со дна озера поднялся.
– Ты не должен этим заниматься, – сказал он, приведя Эрика в гостиную. – Для такой работы есть куклы-горничные или прислуга. Ты не создан для хозяйственных дел.
– Но чем же мне заниматься? Для чего-то же я предназначен?
Йонас потер переносицу и кашлянул.
– Откровенно говоря, не знаю.
– Но вы же мой мастер, вы меня создали. Вы должны знать, – в голосе Эрика слышалось огорчение, хотя огорчиться он не мог.
У куклы были странные реакции.
– Я создавал тебя по заказу господина Михаэльсона, а для чего он собирался тебя использовать, я не знаю. Подобные вопросы клиентам задавать не принято.
– А вам я для чего нужен?
– Не знаю, – буркнул Йонас. Ему показалось, что правдивый ответ "ни для чего" прозвучит слишком жестко. Наверное, поэтому ему так непросто было управляться с Эриком: заказчики, получая куклу, точно знали, что будут с ней делать, для Йонаса же Эрик был неудобством, как внезапно приехавший с визитом дальний родственник.
– Ты поживешь здесь, пока я не решу, что с тобой делать, – сказал он. – Ты не должен заниматься домашней работой и вообще ничем, что может тебя испортить. Тебе нельзя выходить, нельзя заходить в мои личные комнаты, нельзя трогать мои вещи, кроме тех, что я сам тебе дам. Можешь... не знаю, можешь рисовать, читать; ты умеешь читать?
– Нет.
– Прекрасно. Будешь учиться, это займет твое время.
– Раз вы этого желаете... – Эрик улыбнулся, будто нашел наконец цель в жизни. Йонас как никто знал, что куклы не могут существовать самостоятельно, а только исполнять приказы. Веление хозяина было стрелкой компаса, указывавшей им путь. Может быть, еще и поэтому Йонас не заводил собственных: по сути своей он был творцом, а не повелителем.
– Очень рад! – сказал он и тут же услышал стук – пришла фру Хаартман.
Объяснение с ней вышло неловким. Эрик протянул руку, пожать которую фру отказалась и даже попыталась незаметно перекреститься; Йонас запоздало вспомнил о ее набожности и уговоре насчет того, что в мастерской он убирается самостоятельно. Позже, когда он попросил ее готовить двойные порции, фру посоветовала кормить Эрика объедками, что, по мнению Йонаса, было недопустимо. Кукле было все равно, но он считал, что к особенным изделиям следует относиться с должным почтением. Напоследок фру затребовала повышения оплаты из-за необходимости постоянно наблюдать "дьявольское отродье" – после этих слов Эрик молча удалился в библиотеку, а Йонас задумался о том, что стоит, пожалуй, найти другую домоправительницу: в собственном доме выслушивать об адских кознях не хотелось.
Мысли о смене домоправительницы привели Йонаса в кабинет, который был более похож на филиал мастерской: кроме книг, на полках и в ящиках размещались химические реактивы, многочисленные эскизы когда-то сделанных им кукол, приборы, таблицы расчетов и прочие атрибуты, окружающие настоящего la doller, которым по праву считал себя Йонас. Еще один такой атрибут он извлек из-за толстых, никогда никем не открывавшихся томов, повествующих об истории средневековой Европы – это была бутылка отменного яблочного шнапса, регулярно заменяющаяся новой. Йонас время от времени позволял себе пропустить стаканчик-другой, всякий раз напоминая себе о том, каким тяжелым трудом достаются ему эти маленькие радости. Но фру Хаартман не разделяла этого мнения и неодобрительно поджимала губы всякий раз, когда видела мастера и шнапс вместе; и это ее молчаливое осуждение лишало Йонаса части удовольствия. Поэтому он предпочитал уединяться в кабинете и поэтому же иногда задумывался о более понимающей и лояльной управительнице. С появлением Эрика появился еще один повод изменить привычный уклад. На обдумывание того, как стоит поступить, у Йонаса ушло не меньше трех стаканчиков и примерно тридцать минут. В итоге, как обычно, он отложил решение на потом и вышел из кабинета в довольно благодушном настроении. Фру Хаартман что-то готовила на кухне, на стене тикали часы, а больше ничего не было слышно.
– Где Эрик? – спросил Йонас, спустившись.
– Ушел в магазин.
Он решил, что ослышался.
– Куда, прошу прощения?
– У вас закончился сахар, и я отправила его в лавку. А что такое? – фру отложила половник на поднос и обернулась. – Должен быть от него какой-нибудь прок!
Йонас собирался ответить ей гневной отповедью, но прикусил язык. Нельзя повышать голос на даму, даже если дама творит глупости. Он перевел дух, сосчитал про себя до десяти и изобразил улыбку.
– Фру Хаартман, я могу вас попросить больше так не делать?
– Почему же? – она даже бровью не повела, и это стало лишним минусом вдобавок к уже довольно внушительному списку. – Он слуга, это его работа.
– Фру!.. Эрик – не слуга, он кукла!
– Не вижу разницы.
Разумеется, она не видела разницы.
– Куклы – не слуги, а спутники! Они предназначены для любования, дружбы, помощи, наконец. Но слугами являются только фабричные штамповки, да и те – дорогое удовольствие. А мои куклы уникальны! Я над Эриком месяц работал, он идеален…
– …отвратителен, – пробормотала фру и перекрестилась.
Йонас решил уйти, чтобы не наговорить лишнего. В обеденное время полагалось надевать парадный сюртук для выхода на улицу, но бежать за ним наверх не было ни времени, ни желания. Он нахлобучил на голову котелок и отворил засовы.
– Скоро вернусь. Надеюсь, что скоро.
На улице была приятная для осени погода: довольно тепло и безветренно, солнце освещало разноцветные дома, а листья мягко шелестели, опускаясь на выложенную брусчаткой дорогу. Йонас поправил котелок и скорым шагом направился в сторону бакалейной лавки.
Магазинчик находился в паре кварталов от дома. Йонас преодолел этот путь гораздо быстрее, чем обычно, и вскоре уже добрался до места. В лавке было пусто, все добропорядочные горожане сидели за обеденными столами, Эрика тоже не было видно. Владелица лавки, сухопарая и оттого казавшаяся выше фру фон Берг, посмотрела на него с умеренным удивлением. Йонас помнил ее давно почившего супруга; кажется, с тех самых пор вдова не менялась, всегда одеваясь в темно-серое, храня в глазах приличествующую ее положению печаль и ведя бакалейные дела уверенной твердой рукой.
– Добрый день, господин Нордин! – произнесла она таким же твердым голосом, никак не выразив того удивления, что мелькнуло во взгляде. – Вам что-то понадобилось?
– К вам не заходил в последние полчаса молодой человек, черноволосый, с синими глазами, в несколько великоватой одежде? Он должен был спросить сахар.
– Да, – кивнула фру. – Такой был. Ушел минут десять назад. Но он не брал сахар.
– Что же он взял? – спросил Йонас. У него возникли сомнения. В лавку мог зайти юноша, похожий на Эрика, но куклы всегда подчинялись прямому приказу.
С другой стороны – приказ-то отдала фру Хаартман, а не непосредственный владелец.
– Он взял шоколадные фигурки, – сказала фру фон Берг и улыбнулась. – Так им радовался.
– Хм… Это вы предложили ему шоколад?
– В некотором роде. А почему вы спрашиваете?
Йонас стоял перед дилеммой: сказать, что Эрик – кукла, и тем самым привлечь к себе лишнее внимание, или отмолчаться и отправиться на поиски. Фру фон Берг не стала бы болтать, и все же он не желал становиться мишенью для острых язычков соседских кумушек.
– Ему велели купить сахар.
– Юноша спросил, насколько вкусен шоколад и похож ли по вкусу на кофе. Мне его вопрос показался странным, однако я ответила. Это ваш родственник?
Йонас пробормотал в ответ нечто неопределенное и, быстро попрощавшись, вышел из лавки на улицу.
Он переживал за Эрика. Необученный, неопытный и наивный, тот мог стать жертвой мошенников или воров. В городе было спокойно, а район Постен славился тем, что здесь крайне редко случались неподобающие происшествия, однако Эрик был слишком наивен и мог попасть в неприятности.
Йонас осмотрелся по сторонам – на улице было пусто. Он наклонился, подвернул штанины и впервые за долгие года побежал. Приличные люди никогда не бегали, а чинно прогуливались, и все же в тот момент Йонасу были чужды условности. Главным казалось найти Эрика.
Его не оказалось ни на этой улице, ни на соседних. Йонас пробежал по переулкам, петляя, словно вор, скрывающийся от полиции, и оставляя позади удивленных прохожих. Заглянул в несколько магазинов, надеясь, что Эрик перепутал направление и зашел не туда. Свернул на узкую улочку с промышленными зданиями, где размещались некоторые производства, но тут обнаружились только рабочие, которые что-то громко обсуждали, перекрикивая друг друга.
Йонас вернулся к лавке и огляделся. Налево шел длинный ряд почти одинаковых особнячков, отгороженных от тротуара старинной кованой оградой. В голову пришла рожденная отчаяньем мысль: ограда была невысока, и молодой сильный человек легко мог бы через нее перепрыгнуть. Может, Эрик решил забраться в чье-то жилище? Еще днем Йонас сказал бы "нет", но теперь в его душе поселилось сомнение. Обход каждого из домов занял бы не один час – впрочем, Йонас не исключал, что придется так поступить, если Эрик не обнаружится в ближайшее время.
Слева улица прерывалась небольшим парком, разделенным надвое одним из многочисленных городских каналов, и Йонас решил проверить, не прячется ли его подопечный в сени деревьев. Пробежка утомила Йонаса, однако из-за переживаний он почти не чувствовал усталости.
В парке было тихо и спокойно, яркие красно-оранжевые кленовые листья лежали на дорожках, чистый осенний запах успокаивал; казалось, будто за пару минут он переместился из одного мира в другой. Йонас, тяжело дыша, направился в сторону парковой площадки и издалека заметил Эрика: белая рубашка бросалась в глаза среди осенней желтизны. Фру Хаартман, конечно же, ничего не сказала насчет теплой одежды, но Эрик, похоже, не чувствовал холода. Он облокотился на перила и пристально смотрел в темную воду, где отражались деревья и облака, сжимая в руке пакет из лавки. Йонас выдохнул и слабо улыбнулся: до этого момента он и не подозревал о степени своего волнения, но как только гора свалилась с плеч, сразу захотелось совершить что-нибудь нетипичное. Забыть о работе хотя бы на день или просто погулять по улицам безо всякой цели.
– Мастер! – Эрик обернулся и отвесил небольшой поклон. – А что вы здесь делаете?
– Тебя ищу!.. И ты можешь не называть меня мастером.
– Но вы же мой мастер! Мне звать вас хозяином? Если профессор Михаэльсон больше не мой хозяин, то получается, что теперь вы…
– Зови меня по имени, – оборвал его Йонас.
– Хорошо, – Эрик кивнул и протянул ему пакет. – Конфету? Они вкусные.
– Я не… Да, хочу.
Он протянул руку, вытащил из пакета пару конфет и отправил их в рот. Эрик несмело улыбнулся.
– Ты не замерз?
– Нет, мастер. То есть, простите, Йонас.
Он, подумав, все же снял с плеч сюртук и набросил на Эрика – холодную погоду куклы переносили плохо.
Шоколад был вкусным; Йонас взял еще одну конфету и улыбнулся. Эрик посмотрел на него и разулыбался в ответ. Обычно кукольные эмоции отдавали актерской игрой – кукла улыбается, если того желает хозяин, – а Эрик выглядел по-настоящему довольным. Йонас вспомнил, что должен отчитать его за самовольную прогулку, но делать этого не хотелось. Нотация могла подождать, осенний парк и шоколад того стоили.
Эрик стягивал рукой сюртук на груди и смотрел, как плывут по воде желто-красные кораблики листьев. Мир вокруг застыл, время остановилось, и Йонас вдруг подумал, что Эрик самом деле видит осень впервые, пусть внешне ему девятнадцать. Неудивительно, что он сбежал сюда из дома, где его называют "дьявольским отродьем". Это его-то, в кого Йонас вложил столько сил, души и труда! Йонас выпрямился.
– Пойдем домой, – сказал он.
– Хорошо, – согласился тот, как обычно, но Йонасу все же показалось, что Эрик хотел бы побыть в парке еще немного.
– Обещаю, что мы придем сюда на прогулку. В выходной, – сказал он, наблюдая за явно просветлевшим лицом куклы.
Они так и дошли до дома: Йонас в одной повседневной рубашке, Эрик – в его сюртуке, накинутом на плечи, и молчание казалось уютным, как чашка теплого чая в дождливый день. Фру Хаартман встретила их на пороге.
– Да что же это творится! – воскликнула она в изумлении. – Господин Нордин, это уж ни в какие ворота не лезет! В каком виде вы разгуливаете по городу?
Он попытался что-то сказать, но прервать гневную тираду оказалось не так уж просто.
– И где сахар! Я посылала тебя за сахаром, безмозглое создание! – теперь ее мишенью стал Эрик. – Мне нужен сахар для клюквенного соуса! Господи, и кто только готов вас покупать, если вы неспособны понимать простые приказы?!
Йонас нахмурился.
– Что это у тебя? – фру вырвала пакет из рук Эрика и заглянула внутрь. – Шоколад? Господин Нордин, откуда шоколад?! Вам не стоит есть сладкое, я уже сколько раз говорила!
И это стало последней каплей. Уже не задумываясь, насколько невежливым будет перебить даму, Йонас кашлянул, пытаясь привлечь ее внимание, и сообщил:
– Вы уволены.
Фру Хаартман запнулась на полуслове.
– Что?
– Вы уволены. Меня не устраивает качество вашей работы. Расчет получите завтра, приходите в обед.
– Но… Я же столько лет о вас заботилась, неужели я заслужила подобное обращение? И из-за чего?
– Из-за безмозглого создания, – ответил Йонас. – Эрик не ваш слуга. Он произведение искусства, требующее надлежащего обращения. Кроме того, мне категорически не нравится, как вы убираете. Намедни я обнаружил клубок пыли под кроватью.
Фру вспыхнула и, поджав губы, кивнула.
– Как пожелаете.
– Я дам вам рекомендации, но попрошу не распространяться о моей частной жизни.
– За кого вы меня принимаете?!
– Я очень рад, что мы договорились. Теперь можно зайти в дом?
Фру Хаартман обиженно насупилась и отвернулась. Йонас принял это за разрешение.
– Входи, – он посторонился, пропуская Эрика вперед. Тот ужом прошмыгнул мимо домоправительницы и скрылся в библиотеке. Сам Йонас прошел в кабинет и быстро, будто подготовил нужные слова заранее, написал для фру Хаартман рекомендации, свидетельствующие, что если она еще и не вошла в сонм ангелов небесных, то явно окажется там после кончины. Отдав бумаги и проследив, как фру в последний раз закрывает за собой дверь его дома, Йонас вынул из шкафчика шнапс и переставил его на видное место.
– Эрик! – позвал он, налюбовавшись делом рук своих. – Так ты умеешь готовить?
– Нет. Хозяин Михаэльсон приказывал мне заниматься только уборкой.
– Значит, на ужин у тебя будет шоколад, – пробормотал не слишком расстроенный его ответом Йонас. – Фру успела приготовить обед, а ужинать нам с тобой нечем.
– Шоколад вкусный, – согласился Эрик. – Мне очень понравилось. Вы тоже будете его есть?
– Нет. У меня на ужин будет, по всей видимости, шнапс.
– Это так же вкусно, как шоколад?
Йонас расхохотался.
– Это гораздо менее вкусно. И ты никогда не должен его пробовать, запомни.
Алкоголь оказывал на кукол катастрофическое влияние: срок их жизни намного сокращался, могло измениться поведение, некоторые куклы впадали в подобие комы.
– Никогда, – повторил Эрик. – Я запомню.
Позже тем же вечером Йонас вышел в гостиную и обнаружил Эрика, который рассматривал висевшую на стене картину.
– Мне уйти? – обернулся тот при его появлении.
– Если хочешь, останься, – Йонас опустился на диван и вытянул ноги. Несмотря на суматошный день, ему было хорошо.
Эрик помялся и сел рядом, стараясь держаться подальше.
– Раз уж у нас обоих свободный вечер – принеси-ка из библиотеки букварь, он лежит на столе. Буду учить тебя читать.
Куклы обладали исключительной памятью, поэтому их обучение не представляло сложностей, а на Эрика еще и смотреть было приятно. Йонас на мгновение почувствовал себя Пигмалионом и тихонько фыркнул под нос.
К концу вечера – к концу шнапса, если быть честным – Эрик уже запомнил половину азбуки и медленно читал слова, пропуская незнакомые пока буквы. Йонасу довольно скоро наскучило это занятие, но Эрик казался искренне увлеченным, и мешать ему не хотелось. А вот любоваться изящными руками, пальцами, водившими по строчкам, безупречными чертами лица, густыми блестящими волосами было приятно. Прекрасная работа, просто прекрасная!
– Молодец, Эрик... – одобрительно произнес он. Тот обрадовался похвале, синие глаза вспыхнули, и Йонас уверился: это один из лучших вечеров за последнее время. Давно он не имел возможности так отдохнуть.
– Надо ложиться спать, – пробормотал Йонас, обнаружив, что глаза закрываются сами собой. Эрик что-то спросил, но Йонас не разобрал, что именно. Он почувствовал, как его укладывают на диван и раздевают, а потом накрывают одеялом. В тепле и покое удалось заснуть почти моментально. Йонасу показалось, что Эрик не ушел, но сон уже одолел его, не оставив возможности для расспросов.
Следующим утром Йонас проснулся из-за странных звуков; голова слегка побаливала, как всегда случалось после бурных возлияний. Обернувшись, он понял, что провел ночь на диване в гостиной и что Эрик на кухне. Позволять кукле развлекаться с ножами и другими кухонными приборами было небезопасно, Эрик мог порезаться, поэтому Йонас поспешно вскочил, покачнулся и направился на звук. Турка стояла на плите, доверху заполненная кофе, и Эрик как раз собирался зажечь газ. Йонас чертыхнулся, быстро закрутил горелку и обернулся к нему, собираясь высказаться по поводу увиденного, но тот вжал голову в плечи, опустил взгляд в пол и стал казаться ниже ростом, всем своим видом напоминая нашкодившего щенка.
Йонас молча взял турку, ссыпал большую часть кофе назад в банку, налил воды и зажег огонь.
– Нужно вот так, с водой. И сначала зажечь спичку, а уже после включать газ.
– Ясно.
– Ты в порядке?
– Да, Йонас, я в порядке. А можно вас попросить? – на одном дыхании выпалил Эрик.
– Конечно. Что такое?
– Вы не могли бы… не могли бы не пить шнапс?
– Хм... – сказать, что Йонас был удивлен, значило ничего не сказать. Он с легкостью бы посоветовал не лезть в его жизнь любому, осмелившемуся сказать подобное, даже фру Хаартман, помоги ей господь устроиться на новое место, желательно на другом краю города. Но он не мог разговаривать так с Эриком, который каждое слово понимал буквально. Нет, не так – как ребенок. Не пить шнапс, надо же.
– А почему ты не хочешь, чтобы я пил шнапс? – спросил Йонас со всей возможной мягкостью.
– Вам после него плохо! Если вам плохо, то не стоит его пить, правда? – Эрик опустил голову и коснулся пальцем закипающей турки. – Ой!
– Не надо трогать горячее!
Йонас метнулся к шкафчику с лекарствами, понял, что там нет ничего от ожогов, потом сделал пару шагов в направлении мастерской и остановился – ни один из материалов не помог бы уже готовой живой кукле. Обернулся, чтобы приказать Эрику опустить поврежденную руку в холодную воду, и не смог выдавить ни слова: тот стоял, засунув обожженный палец в рот, и посасывал его, как это делают младенцы. Он выглядел настолько невинным, настолько беззащитным, что сразу же захотелось запереть его в шкафу и не выпускать, чтобы ненароком не смог себе навредить.
– Покажи! – потребовал Йонас. Эрик послушно протянул руку. Подушечка пальца была красной и вспухшей. Йонас машинально подул на нее.
– Посыпь зубным порошком, боль снимет, – вспомнил он средство, которому его научила София. – Что же ты так неосторожно, – попенял он, когда Эрик вернулся, неся перед собой палец с белой горкой на нем. – Больно?
– Боль – это механизм, который можно использовать для достижения самых различных целей, – ровно проговорил Эрик. И, видя ошеломленное лицо Йонаса, добавил: – Так говорил хозяин Михаэльсон.
– Михаэльсон – болван! – рявкнул Йонас. Причин раздражаться не было, но чем больше он узнавал о своем бывшем клиенте, тем сильнее злился.
– Болван? – переспросил Эрик.
– Не очень умный человек.
– Он сказал, что слово "профессор" означает великий ум.
– В некотором роде… но он все равно болван, – Йонас решил перевести тему, поскольку вдаваться в дебри человеческой психологии при кукле казалось слишком странным даже для него: – Я схожу в ресторан, чего ты хочешь на завтрак?
– Можно булку с мясом? – спросил Эрик.
Это означало, что булки с мясом ему нравятся – Йонас в который раз поразился, что кукла без эмоций может иметь предпочтения в еде.
– Можно. Хотя, знаешь, я тут подумал – а почему бы нам не позавтракать вместе?
– Если вы считаете нужным.
Йонас не был уверен, что считает это нужным, но почему бы и нет? В конце концов, он имел полное право делать с куклой все, что пожелает. Его смущал только внешний вид Эрика: одежда болталась на том, как на вешалке или слишком тощем манекене. Но если сначала пойти в магазин, завтрак придется отложить на неопределенное время.
– Да, считаю, – сказал он, замечая, что Эрик явно рад его решению. – Подожди, я сейчас оденусь и найду куртку для тебя.
В шкафу отыскалась куртка, почти подошедшая Эрику по размеру. Теперь тот походил на студента какого-нибудь художественного училища – еще и потому, что на улице крутил головой во все стороны, разглядывая дома, прохожих, синее небо с важно плывшими по нему белыми облаками. Йонасу оставалось только следить, чтобы Эрик на кого-нибудь не налетел и не оступился на неровной местами плитке. На всякий случай он взял его за рукав.
В ресторанчике оказалось людно, Мари быстро перемещалась между столиками, обслуживая посетителей. Йонас остановился на пороге, осмотрел зал – его место у окна было свободно, но прекрасно просматривалось и с улицы, и изнутри. Можно было сесть в углу, чтобы не привлекать лишнего внимания, однако он решил, что прятаться глупо. Эрик раздаривал улыбки, пока они пробирались к столу, и Йонас дернул его за рукав, поторапливая.
Обычно ему нравилось здесь завтракать: шум, запахи свежей выпечки и кофе создавали ощущение почти семейного уюта, однако настроение портилось с каждой секундой – Йонасу не нравились многозначительные переглядывания, тихий шепоток, которой пронесся по залу после их появления, и громкие приветствия знакомых.
Мари подошла к ним пару минут спустя, румяная и слегка запыхавшаяся. Йонас собирался представить ей Эрика – и из вежливости, и на случай, если вдруг понадобится послать его за провизией, – но промолчал, заметив ее странный взгляд. Внутри зашевелилось неприятное чувство, похожее на ревность.
– Здравствуйте, Мари.
– Добро пожаловать, господин Нордин и господин?..
Эрик промолчал, и Мари продолжила:
– Что будете заказывать?
– Рыбный пирог, булочки с мясом, булочки с корицей, – быстро перечислил Йонас. – Горячий шоколад и... – он взглянул на Эрика, – впрочем, два шоколада.
Мари тоже посмотрела на Эрика, как показалось Йонасу – дольше, чем следовало бы.
– Ты хочешь что-нибудь еще? – отрывисто спросил он у Эрика. Тот помотал головой.
– В таком случае, все, – скупо улыбнулся Йонас. Знакомить их он все-таки не стал. В конце концов, это можно сделать и перед уходом, когда придет время рассчитываться.
В ожидании заказа он наблюдал за Эриком, который, не замечая его внимания, рассматривал сначала скатерть, потом набор для специй и, наконец, переключился на посетителей. Вдруг его лицо неуловимо изменилось: оно стало действительно кукольным, застывшим, неживым.
– Что с тобой? – нахмурился Йонас. Может быть, в Эрике есть и другие дефекты, кроме указанных?
– Там господин Михаэльсон, – пробормотал тот, опуская голову.
Йонас обернулся. Действительно, в зал только что вошел профессор и оглядывался, выбирая себе место.
– Можно попросить? – спросил Эрик тихо.
– Конечно.
– Не зовите его к нам, пожалуйста.
Йонас наморщил лоб.
– Тебе не нравится профессор?
– Нет, – произнес Эрик таким тоном, что было ясно – ему крайне сложно в этом признаться, стыдно и неудобно, но и сдержаться не вышло.
– Ничего страшного, мне тоже.
– А вам почему?
Его прямота обескураживала. Йонас знал, что куклам несвойственна стыдливость, пока они еще не обучены нормам поведения, и все же несколько растерялся.
– Ну… Он неприятный человек.
– Потому что вернул вам меня?
– Нет! Не поэтому. Я был разочарован, безусловно, но дело не в тебе, а в нем.
– Почему?
Йонас собирался ответить, но тут послышался знакомый скрипучий голос:
– О, Нордин! И вы тут!
Йонас скрипнул зубами. Принесла же нелегкая.
– Да, профессор, – ответил он, пытаясь свести общение к паре шутливых фраз. – Завтрак, знаете ли, необходим, чтобы день прошел плодотворно.
Не было никакой надежды, что Михаэльсон не обратит внимания на Эрика.
– И куклу мою притащил? – продолжал профессор, нимало не смущаясь. – Зачем? Вы, кукольники, странные люди! Приводить этих, – он презрительно указал подбородком на Эрика, который сидел все в той же позе, – в приличное общество!
– Мне так удобнее, – ответил Йонас, стараясь не раздражаться.
– Ну, Йонас, что же вы, как маленький! – гулко рассмеялся Михаэльсон. Цепочка на его сюртуке мелко задрожала. – Есть ведь и неписаные правила приличия...
Йонас тоже улыбнулся, хотя положение совсем его не радовало. Он не умел выходить из подобных ситуаций красиво, но и публичный скандал был не по нему. Нужно было как-то отделаться от профессора. Йонас понизил голос, чтобы не было слышно за соседними столиками и на одном дыхании выдал, что с удовольствием побеседует с профессором в другой раз, а сейчас желает спокойно поесть, в связи с чем просит того удалиться.
Услышав это, Михаэльсон побагровел. Какое-то мгновение Йонасу казалось, что он сейчас поднимет крик с требованием выкинуть их из ресторана, но профессор только одарил его тяжелым взглядом и ушел. Йонас опустился на стул и вытер ладони салфеткой.
– Мне понравилось, – услышал он шепот Эрика.
– Что тебе понравилось? – спросил он, все еще думая о Михаэльсоне. И замер с салфеткой в руках, услышав в ответ:
– Вы.
От его похвалы по неясной причине потеплело в груди.
– Почему?
– Вы такой смелый!
Йонас усмехнулся.
– Я… А мы вечером еще позанимаемся?
Способность Эрика переключаться с темы на тему несколько обескураживала.
– Ты хочешь почитать?
– Очень!
– Значит, почитаем.
Они спокойно доели завтрак; Йонас вспомнил о том, что так и не представил Эрика Мари, поэтому оставил щедрые чаевые, после чего они направились в салон готового платья – нужно было купить Эрику одежду.
Хозяйка салона была дамой в годах, и девушек на работу принимала весьма разборчиво, особенно ценя безупречную репутацию и корректность в обращении с клиентами. Йонас не удивился, что его встретили как долгожданного гостя, а когда он сказал, что одежда нужна для молодого человека, вокруг Эрика захлопотали сразу две одинаково одетых и причесанных продавщицы. Их быстрые взгляды, как и взгляд Мари, выдавали заинтересованность. Йонас знал, что его изделия красивы, но ему впервые приходилось видеть, как люди оценивают внешность куклы, не зная о ее сущности. А чуть позже, когда им вынесли несколько пар нательных рубашек, понял, что дело не только в красоте Эрика: одежду демонстрировали и ему тоже. Этому могло быть два объяснения: либо продавщицы решили, что он – заинтересованный друг и просто проявляли вежливость, либо…
Йонас покосился на Эрика. Тот рассматривал ткани внимательно, будто знаток текстильного производства, хотя на самом деле выбирал более замысловатые рубашки – с рисунком или с жабо.
– Он у нас франт, – пробормотал Йонас, – любит приодеться.
И окончательно решил, что не будет прятать Эрика, равно как и не станет скрывать его природу.
После рубашек принесли брюки, предложили примерить, и Эрик тут же попытался расстегнуть свои, чем смутил и продавщиц, и Йонаса – пришлось взять его за руку и провести в кабинку.
– Ой, а куда вы? – пробормотал тот, когда Йонас решил выйти, чтобы не мешать.
– Подожду тебя в магазине.
– Вы мне не поможете? – он снова смотрел взглядом растерянного ребенка – невозможно было отказать.
Йонас представил, что о нем будут говорить, задумался и кивнул. Пусть говорят, при репутации пособника дьявола слух о порочной связи с молодым человеком уже повредить не сможет. Правда, между решением помочь и его практическим воплощением оказалась значительная разница. Кабинка все-таки была рассчитана на одного, и двоим в ней было тесно. Йонас постарался вжаться в стену, но все равно Эрик постоянно на него натыкался, ударяя то локтем, то коленом, особенно когда начал натягивать брюки, разумеется, более узкие, чем те, что подобрал ему Йонас. Надев их, он стал возиться с застежкой.
– У меня не получается, – наконец признался он.
Йонас чертыхнулся про себя и наклонился посмотреть, что там случилось.
– Здесь не прорезаны петли для пуговиц, – сказал он, поняв, в чем дело. – Нужно попросить ножницы. Нам требуется помощь! – воскликнул он, не задумываясь. Продавщица отдернула занавеску, и по ее румянцу Йонас понял, что сегодня в салоне никому не придется скучать без новостей.
– Будьте добры, – сказал он непринужденно, – принесите мне ножницы.
Она кивнула и удалилась. Йонас посмотрел на Эрика и заметил на его губах мечтательную усмешку.
– Могу я поинтересоваться, что вызывает у тебя улыбку, мой друг?
– Да, – кивнул тот. – Смешно, что вы такой… – он долго подбирал слово, а потом тем же веселым тоном продолжил: – Дергаетесь.
– Я не дергаюсь! – возмутился Йонас. – С чего это ты решил, что я дергаюсь?
– Дома вы другой. А сегодня все время то ложкой о тарелку стучали, то теперь… вот, у вас бровь дернулась.
– Ничего подобного!
– А теперь губы дрожат.
Йонас хотел сказать еще что-нибудь – куда это годится, что кукла над ним потешается, – а потом вспомнил, что от продавщиц их отделяет тонкая занавеска. Достаточно с них впечатлений.
– Допустим, ты прав. А теперь помолчи, будь добр.
– А можно?..
– Помолчи! – прикрикнул на него Йонас.
Эрик вновь не подчинялся прямому приказу, однако думать об этом никакого желания не было. Кроме того, их еще ожидала долгая череда примерок: кальсоны, жилетки, смокинг и теплая одежда – Йонас решил не экономить.
Эрик замолчал и молчал достаточно долго для того, чтобы Йонас начал скучать. Неуместная болтовня, как оказалось, заставляла время лететь незаметно, теперь же оно тянулось, как карамель. Йонас незаметно вздохнул и вышел из примерочной, чтобы дать Эрику возможность примерить парадный костюм. Мало ли... вдруг придется демонстрировать его в качестве образца взыскательному покупателю.
Эрик возился долго, но на помощь не звал. Йонас уже собирался спросить, все ли у него в порядке, когда Эрик наконец вышел, и вопрос застыл на губах. Эрик, с его неправдоподобно стройной фигурой и классическими чертами лица, выглядел в идеально сидящем смокинге как законодатель мод.
Он повернулся вправо, потом влево. Позади Йонаса кто-то уронил на пол ножницы.
– Так хорошо? – спросил Эрик. – Вам нравится?
Будь на его месте кто угодно другой, Йонас бы поклялся, что эта нарочитая демонстрация неслучайна.
– Хорошо, – сказал он мгновенно севшим голосом. – Мне нравится. Действительно нравится.
– Что дальше? – поинтересовался Эрик.
Он уже был готов найти другое занятие. Обратная сторона непосредственности, подумал Йонас.
– Дальше мы попросим девушек отправить покупки к нам домой, плюс несколько комплектов белья нужного размера, – сообщил он одной из продавщиц. – И пойдем за обувью.
– Но у меня уже есть обувь!
Одна из служащих магазина, стоявшая ближе остальных, посмотрела на Эрика с заметным сочувствием, а потом потупилась.
– Нужно купить еще.
– Вы богатый, да?
О, господи…
Взгляды всех людей устремились к Йонасу.
– Относительно, – ответил он вполголоса. – Эрик, не задавай мне подобные вопросы при посторонних, хорошо?
– Хорошо, – ответил тот, кивнув.
Смокинг придавал ему поистине королевскую осанку, и кивок выглядел так, словно царственная особа согласилась выполнить просьбу подданного. Йонасу захотелось оказаться в каком-нибудь другом месте, предпочтительнее всего – дома.
– Переоденься, будь добр, и мы отправимся дальше.
– А. Хорошо, – Эрик снова нырнул в кабинку, а Йонас подошел на негнущихся ногах к низкому пуфику и присел. Стоило вызвать портного на дом, определенно.
Вышел Эрик уже в привычной одежде, и Йонас наконец снова почувствовал себя хозяином положения. Покупка обуви прошла почти без эксцессов, если не считать того, что Эрик опять обратился к Йонасу за помощью, и пришлось показать ему, как правильно надевать и зашнуровывать выбранные к смокингу недешевые туфли. У Йонаса снова мелькнуло подозрение, что Эрик специально ставит его в неловкое положение, но синие глаза смотрели настолько невинно, что делали нелепыми любые подозрения.
Оставив в магазине солидную сумму денег и еще больше поводов для разговоров, они вернулись домой. Следом за ними пришел посыльный, доставивший пакеты с купленными вещами.
– Можно, я примерю их еще раз? – спросил Эрик.
– Зачем? – Йонас немного устал за этот день и собирался спокойно почитать газету.
– Ну, вам же понравилось, как я выгляжу во всем этом, – Эрик указал на обновки. – А мне нравится, когда вы на меня так смотрите.
– Как?
– Я не знаю, как это называется. Но когда я был в смо-кинге, – с запинкой произнес он незнакомое слово, – вы смотрели на меня совсем иначе, чем сейчас.
– Смокинг не стоит надевать, но… Тебе и вправду стоит переодеться.
– А что надеть?
– Что-нибудь повседневное. Вечером к нам придут гости. Точнее, гостья.
– Женщина? Мари? Или фру из лавки? – воодушевился Эрик.
Йонас усмехнулся.
– Нет, моя подруга София. Она была в отъезде, но вернулась. А у нас традиция: по четвергам она приходит ко мне в гости.
– Я должен буду прислуживать?
Временами с Эриком бывало слишком сложно.
– Нет, просто посидишь с нами, выпьешь чаю, – ответил он слегка раздраженно. – София – учительница, она наверняка сможет ответить на твои вопросы, и… Я думаю, она тебе понравится.
– А я ей?
Йонас усмехнулся снова.
– Да, ты ей понравишься.
Эрик принялся раскладывать вещи по шкафам в гардеробной, и Йонас не сразу заметил, что делает он это молча, не задавая внезапных вопросов, не обращаясь с просьбами или предложениями, к которым Йонас уже немного привык. Видимо, так на него подействовало что-то в рассказе о Софии. Было неплохо отдохнуть от постоянного напряжения, которое Эрик создавал свои присутствием, и в то же время чего-то как будто не хватало.
Проверяя запасы чая и сахара, Йонас сообразил, что угостить приятельницу нечем. Нужно было сходить в кафе. Отправить туда Эрика он не рискнул – проще было сходить самому.
– Эрик! – позвал он, надевая пальто. – Я уйду ненадолго. Никуда не выходи, жди меня дома. Я скоро вернусь.
Тот молча кивнул и скрылся в гостиной.
Йонас почти не задержался, разве что на пять-десять минут, ушедших на беседу со знакомым, встретившимся в кафе. Но, придя домой, он не нашел Эрика в гостиной. Неужели мальчишка опять куда-то убежал?
Его не оказалось ни в кухне, ни в кладовке, где Йонас задержался, удивившись тому, как преобразилось помещение. Заподозрить у Эрика наличие вкуса было не просто сложно – невозможно, однако за пару дней он превратил небольшую комнатку без окон в полноценное жилище. На стене висел рисунок, один из старых набросков Йонаса – наверняка нашел в библиотеке, где давно пора было разобрать папки. Низкая кособокая тумбочка была застелена салфеткой и казалась словно специально состаренной. На лампочку под потолком Эрик нацепил абажур из бумаги, когда только успел соорудить? Даже блеклая сине-зеленая краска стен будто подчеркивала нехитрый уют.
Йонас причмокнул и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В подсобных помещениях и на втором этаже также было пусто, и напоследок он решил проверить мастерскую, куда строго-настрого запретил Эрику заходить; оказалось, что запрет снова не сработал: тот стоял у стеллажа с ингредиентами, рассматривая банку с фарфоровыми зрачками.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Йонас. – Разве я не говорил, что тебе сюда нельзя?
– Говорили, – Эрик произнес это тихо и как-то равнодушно, без испуга или раскаяния. – Вы собрали меня из таких вот частей, да? И как-то оживили? Зачем?
– Уж точно не затем, чтобы ты задавал подобные вопросы! – Йонас схватил его за рукав и потянул из мастерской. Раздался грохот и стук бьющегося стекла: кто-то из них зацепил стойку, банка упала, фарфоровые глаза раскатились по полу. Эрик, не двигаясь, смотрел на них застывшим взглядом, и Йонас понял, что это не равнодушие, а шок. Во всяком случае, у человека это называлось бы именно так.
Кое-как он вывел Эрика из мастерской и усадил на диване в гостиной, а сам сел рядом, не зная, что делать. Ему никогда не приходилось иметь дела ни с чем подобным.
– Зачем? – снова спросил Эрик, глядя прямо перед собой.
– Это моя работа.
– Создавать людей?
– Ты не человек, – ответил Йонас чуть более резким тоном, чем того требовала ситуация. Отчего-то его возмутил факт непослушания Эрика. – Ты кукла.
– Разве я не такой же, как вы? – спросил тот тусклым бесцветным голосом.
– Нет. Меня родила женщина, а ты создан мной.
– Получается, что женщина создала вас. Значит, мы одинаковые.
– Нет, меня женщина родила, а тебя слепили из глины! Из особенной глины, это требует мастерства и умений, однако ты искусственное создание.
– И в этом вся разница?
Йонас хотел было ответить, что разница гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, и тут же понял, что Эрик по сути прав. Кукол никогда не приравнивали к людям, но хорошо обученную куклу даже самый искусный лекарь не смог бы отличить от человека. У кукол была кровь в венах, внутренние органы, сердце, мысли, чувства – последние не у Эрика, но все же были. В целом люди и куклы отличались только тем, каким путем появились на свет.
– Разница в том, что у меня есть душа.
– А у меня нет?
– О, господи… – Йонас не был расположен вести теологические беседы даже в добром расположении духа, тем более – с непослушной куклой. – Я могу в воскресенье сводить тебя в церковь, поговоришь со священником. Если меня не отлучат, – на губах появилась улыбка, отдающая горечью, – за то, что привел в божий храм дьявольское отродье. Хотя отец Маттс считается человеком широких взглядов. Возможно, согласится с тобой побеседовать.
– Значит, вы сами ничего мне объяснить не можете? – голос Эрика звучал почти обвиняюще. – Вы меня создали – и ничего не можете объяснить? И думаете, это сможет сделать за вас кто-то другой? Вы говорите, что я не человек, но не говорите почему. Я... я думаю, вы и сами не знаете! – он выбежал из комнаты, оставив Йонаса в растерянности. Мастер не знал, задавали ли другие куклы подобные вопросы. Вроде бы никто из владельцев не жаловался. С другой стороны, на что тут жаловаться? Можно просто запретить такие разговоры – он дал Эрику слишком много свободы. Нужно будет навести порядок в этом вопросе.
С этими мыслями Йонас распахнул дверь чулана и увидел лежащего на постели лицом вниз Эрика, который казался в этой обиженной позе совсем подростком.
– Вставай, тебе нужно переодеться к приходу гостьи, – сказал Йонас куда менее сурово, чем собирался.
– Не хочу, – пробурчал тот в подушку.
От такой наглости у Йонаса пропал дар речи.
– Что значит "не хочешь"?
– Не хочу одеваться. Уйдите.
– Ч-что?
– Уйдите! – выкрикнул Эрик, обернувшись, и снова уткнулся носом в подушку.
Йонас не знал, что сказать. Куклы не вели себя подобным образом. Никогда. Наверняка о подобном поведении стало бы известно – никто не стал бы терпеть строптивое имущество.
– Почему ты не хочешь?
– Потому!..
По крайней мере, он отвечал на вопросы, а не отмалчивался.
– Это потому что ты узнал, что не человек?
– Я и так знал.
– В таком случае, почему?
– Потому что я хочу побыть один! Уйдите! – Эрик уже почти рыдал, судя по тону, и Йонас предпочел выполнить его просьбу.
Вдруг Эрик – первая в мире кукла со свободой воли? Вот оно, точно. Главное отличие кукол от людей – свобода воли, которой куклы не обладали.
Йонас не хотел оставлять Эрика одного во время визита подруги, а потом поминутно бегать проверять, не натворил ли тот чего. Да и София наверняка заинтересуется новостями насчет увольнения фру Хаартман и нового жильца в доме Йонаса. Они дружили столько лет, что и сами не могли сосчитать, и были более близки, чем брат с сестрой. Только с Софией Йонас мог обсудить не только сам факт присутствия Эрика в его доме, но и некоторые особенности его поведения. Однако для этого нужно было их познакомить, что пока представлялось затруднительным.
Накрыв на стол, Йонас поставил на огонь чайник и принялся искать в шкафчике чай. София, в отличие от него, не любила кофе. Задумавшись о возможности проявления свободы воли у кукол, Йонас машинально перебирал баночки и коробки и вздрогнул от неожиданности, услышав шаги. В дверях стоял Эрик.
– Извините, – сказал он, опустив глаза. – Я не должен был кричать на вас. Куклы не должны так поступать, они не имеют права.
– Да, конечно, – сказал Йонас, чувствуя непонятное раздражение. Эрик все говорил правильно и вел себя так, как нужно – именно это было досадным. – Поможешь мне найти чай?
– Да, конечно, – Эрик подошел и стал рыться в шкафу. – А ваша гостья – какая она?
Йонас улыбнулся.
– Ей слегка за тридцать, она очень прогрессивная дама. Некоторые считают Софию даже слишком прогрессивной – не так давно она вышла на улицу в мужском костюме, представляешь?
Эрик продолжал смотреть на него, не понимая, в чем тут соль, и Йонас махнул рукой:
– А, неважно.
– Для кого третья тарелка и приборы?
– Как для кого? Для тебя.
Эрик приподнял брови.
– Я буду ужинать с вами?
– Разумеется. А ты думал, что я запру тебя в чулане?
Шутка не удалась: Эрик сгорбился, опустил голову и смотрел исподлобья.
– Я не знаю, как обращался с тобой профессор… И знать не хочу, если начистоту. Но ты будешь ужинать с нами.
– Как пожелаете, – и стало еще хуже.
Йонас терялся, не зная, как с ним разговаривать. Стоило, наверное, поскорее вручить Эрику книгу для кукол, в которой объяснялись тонкости человеческого общения, дабы избавить себя от подобных бесед в дальнейшем.
– Принеси, пожалуйста, вазу из моего кабинета.
– Вазу? – эхом отозвался он.
– Сосуд из темно-зеленого стекла, в него ставят цветы.
– У вас есть цветы?
– Да.
Букет Йонасу вручила встреченная по дороге старушка, приговаривая: "Подарите дорогому человеку, всего полкроны, добрый господин". Только теперь он понял, что сразу вспомнил Эрика, а не Софию – впрочем, та не была его дамой ни раньше, ни теперь.
Не то чтобы он собирался подарить кукле цветы – конечно, нет, просто букет можно было поставить в его комнате. Да и к облику Эрика очень подходили цветы: растрепанные, как и он сам, белые и сиреневые хризантемы. Но теперь Йонас передумал: некогда было заводить разговор о цветах, когда и без того нужно было объяснять сотню мелочей.
– Во что пожелаете? – спросил Эрик. Йонасу стало не по себе от его ровного тона.
– Во что захочешь, – ответил он, поставил цветы в принесенную вазу и водрузил их на комод.
Эрик ушел, а Йонас поспешил к двери – зазвенел колокольчик.
София выглядела прекрасно, впрочем, как и всегда: строгое прямое пальто, аккуратная прическа и шляпка с кокетливым фиолетовым бантом.
– Юнке! – Он даже поздороваться не успел, оказавшись в не по-женски крепких объятиях. – Ты не представляешь, как я скучала! Мои родственники, эта семейка зануд, были совершенно невыносимыми… Ой, а кто это?
Йонас проследил за ее взглядом и мягко улыбнулся.
– Это Эрик, моя последняя кукла. Он теперь живет со мной.
– Кукла? – София отпустила его и обернулась к Эрику. – Ты никогда не показывал мне своих кукол… Ой, как интересно! Он разговаривает?
Эрик встал со скамьи, подошел и поприветствовал Софию легким кивком. В новой одежде: строгие брюки, белая рубашка и шелковая синяя жилетка – он выглядел потрясающе.
– Да, фру, я разговариваю. Добро пожаловать в наш дом, – Йонасу могло показаться, но "наш" Эрик выделил.
– Очаровательно, – обернулась София к Йонасу, – это просто очаровательно! Я начинаю понимать, что люди в них находят.
– А ты не хочешь поблагодарить Эрика за приветствие? – с улыбкой спросил Йонас. София смешалась, но тут же обернулась к кукле.
– Извини. Спасибо, я всегда рада бывать здесь. Но только я не "фру", а "фрекен", – поправила она.
– Что значит "фрекен"? – спросил Эрик.
– Это значит, что я не замужем, – объяснила София привычным учительским тоном.
– Не замужем? – Эрик солнечно улыбнулся. – Очень сочувствую вам.
– Что?.. – София растерялась – кажется, впервые на памяти Йонаса. Он поспешил ей на помощь.
– Эрик, – умеренно строго сказал он, чтобы не портить начинающийся вечер, – София хороша сама по себе, независимо от наличия у нее мужа.
Он дружески приобнял Софию за плечи. Эрик перестал улыбаться.
– Хорошо.
Йонас не успел перевести дыхание, как Эрик добавил:
– То есть кукла тоже хороша сама по себе, независимо от наличия хозяина.
София с подозрением покосилась на Йонаса.
– Неужели ты меня разыграл? Не слышала, чтобы кукла могли… вот так.
– Прекрасный эвфемизм для слова "наглость", – фыркнул он весело. – Эрик может. Каждый день меня удивляет. Не обращай внимания.
– Да. Не обращайте, – бросил Эрик сухо и подошел к столу. – Йонас сказал, что вы любите чай.
– Люблю, – кивнула София.
– С сахаром?
– Без.
Эрик взял в руку чайник, аккуратными отточенными движениями резко придвинул чашку и налил чай.
– Молоко?
– Нет, пожалуй.
– Приятного аппетита, – сообщил Эрик ровно, поставил чайник на стол и, развернувшись, отправился вглубь коридора.
– Присаживайся, – сказал Йонас Софии, пригладил волосы и поспешил за ним.
Обнаружился Эрик в библиотеке: сидел в кресле, подобрав под себя ноги, и быстро перелистывал трактат о куклостроении, в котором наверняка и половины слов не понимал. Йонас остановился на пороге и покачал головой.
– Так нельзя.
– Нельзя что?
– Нельзя так вести себя с гостями.
– Я всего лишь кукла, многого не знаю и не понимаю. Если мне не положено что-то делать, то вам стоит меня об этом предупредить.
Йонас мог бы поклясться, что голос Эрика сочится сарказмом.
– Уверен, что ты знаешь и понимаешь гораздо больше, чем хочешь показать, – сказал он, сдерживая желание просто приказать кукле вернуться. – Но сейчас ведешь себя как капризный мальчишка.
Тот молчал, не отрывая взгляда от страницы.
– Я прошу, чтобы ты вернулся за стол.
– Зачем? – задал любимый вопрос Эрик.
– Затем, что... – трудно ответить, когда сам не знаешь ответа. – Затем, что мне это будет приятно.
– Это правда?
– Правда, – подтвердил Йонас. – И, пожалуйста, постарайся не задевать Софию. Она моя лучшая и единственная подруга.
– Просто подруга? – переспросил Эрик.
– Конечно. Кто же еще? – удивился Йонас.
Эрик подскочил с кресла.
– Тогда я вернусь.
Только наблюдая за тем, как Эрик приносит извинения за свое поведение, Йонас понял, что тот решил, будто у них с Софией романтические отношения. Нелепое предположение, но Эрик об этом, конечно, знать не мог.
Следующий час пришлось наблюдать за тем, как София старается понравиться кукле, что было довольно забавно, а тот по-детски наивно пресекает любые попытки сближения. Софии было неловко, а Йонас не знал, как сгладить ситуацию. С каждым днем Эрик проявлял все больше характера – тоже нонсенс! И в этот вечер продемонстрировал наличие у себя эмоций всеми возможными способами.
Он злился, когда София предложила пирог: "Я могу взять сам, спасибо!" Он обижался, когда Йонас пытался расспросить ее о поездке. Он радовался, если получалось задать вопрос, на который Йонас отвечал. Вскоре стало окончательно понятно, что Эрик ревнует и всячески свою ревность демонстрирует. София это видела, Йонас тоже, и оба подстраивались – еще один нонсенс, кто бы стал стараться ради куклы?
Устав ходить вокруг да около, Йонас предложил гостье прогуляться и сказал Эрику, что тот может почитать, если хочет.
– То есть, меня вы с собой не берете?
– Нет, друг мой, ты останешься дома. Только не нужно ничего убирать. И в мастерскую не ходи.
– Даже не думал, – пробормотал Эрик, вставая из-за стола. – Значит, не буду вам мешать.
Во время прогулки София засыпала Йонаса вопросами об Эрике. Она старалась говорить о нем с любопытством естествоиспытателя, но то и дело сбивалась и спрашивала, как о человеке. Йонас старался отвечать взвешенно и обоснованно, но нередко обнаруживал, что не может сказать ничего внятного. Эрик был особенным, и Йонас сплошь и рядом не понимал причин его поведения. В конце концов он признался в этом Софии, испытывая неудобство: ведь она могла усомниться в его профессиональном мастерстве. Но София только встревожилась и спросила, не опасно ли оставлять Эрика в доме.
– Ну что ты, – рассмеялся Йонас. – Он совершенно безобиден.
Осенний вечер был прекрасен. Йонас проводил Софию до дома, попрощался и неспешно направился назад. Но с каждой минутой его шаг ускорялся: Йонасу хотелось удостовериться, что с Эриком все в порядке. Все-таки оставить его дома одного было не лучшей идеей.
Тот обнаружился в библиотеке: сидел, обложившись книгами, и пробегал взглядом по страницам. Скорость чтения поражала, особенно с учетом того, что он только-только выучил алфавит.
– Привет, – сказал Йонас.
Эрик в ответ кивнул и перевернул страницу.
– Ты не голоден?
– Нет, спасибо.
– Тогда… спокойной ночи?
Эрик опять кивнул, и Йонас отправился в душ. Думать о том, что происходит с Эриком, не было никакого желания – тот и так занимал предостаточно места в его мыслях.
– Что случилось? – спросил Йонас, ожидая новой порции странных вопросов.
– Если у вас не спит София, можно, здесь буду спать я? – у Эрика даже голос не дрогнул, когда он это произносил. Зато Йонас задохнулся от такого ошеломительного предложения. Сама мысль воспользоваться Эриком казалась ему кощунственной, однако внизу живота сладко екнуло. Стоило, пожалуй, наведаться в один особняк у порта, там всегда находились отзывчивые девицы, готовые приголубить любого за невысокую плату.
– Иди к себе, – он постарался сказать это достаточно строго. – С чего ты решил, что можешь спать здесь?
– Вы говорили, что я вам нравлюсь, – Эрика не так-то просто было сбить с толку. – А в книжке написано...
Йонас вспомнил, о какой книге говорит Эрик, и не удержался от крепкого словца. Ведь давно же собирался выбросить эту дурацкую книжонку!
– Эрик, послушай, – попытался он сгладить неловкую ситуацию, – ты мне нравишься, но не так.
– А как? – спросил тот и передвинулся ближе.
– Не так, как написано в той книжке! – Йонас внезапно понял, что защищается. И от кого – от куклы! – Послушай, та книга предназначена для кукол, которые созданы, чтобы… Чтобы их владельцам не было одиноко.
– Вам же одиноко! И вы не знаете, зачем я создан!
– Мне не настолько одиноко. И ты мужчина. Кукла-мужчина. Мужчинам положено любить женщин, а не других мужчин.
– В книге написано, что хозяин может потребовать определенных услуг, и чтобы куклы не удивлялись, – сказал Эрик упрямо. – И неважно, мужчина или женщина. Вы мой хозяин, и я хочу, чтобы вам было хорошо!
Йонас едва слышно выругался и прикрыл глаза. Похоже, ему самому стоило почитать кое-какую литературу, чтобы заполнить пробелы насчет общения с куклами.
– Вам плохо? – спросил Эрик обеспокоенно.
– Нет, все нормально. Иди спать.
– Вы уверены? – гладкая прохладная ладонь накрыла его щеку, прикосновение вышло удивительно деликатным. – Я прочитал, что нужно делать, вам понравится!
– Я уверен, – пробормотал Йонас. – Иди. Выспись.
Ему самому удалось заснуть только под утро. Сначала он решил, что у Эрика проснулось желание, и задумался, что стоит по этому поводу предпринять, потом отнес очередную его странность на счет ревности к Софии. С появлением куклы в доме стало намного беспокойнее.
Сон был красочным и ярким. Проснувшись, Йонас твердо решил найти Эрику хозяина, пока все это не зашло слишком далеко.
– Вы хорошо спали? – спросил Эрик за завтраком. Это были его первые слова за утро . В остальном он вел себя, как самая обычная кукла, и Йонас даже подумал, что произошедшее ночью ему просто приснилось. Но прикосновение ладони совершенно точно было реальным – Йонас отлично помнил его и машинально потирал щеку.
– Я собираюсь найти тебе нового хозяина, – сказал он. – У тебя есть какие-нибудь пожелания на этот счет?
И тут же понял, что совершил глупость, в очередной раз обратившись к Эрику, как к человеку. У кукол не спрашивают о предпочтениях, тем более если речь о владельце. Но слово было сказано.
– Не знаю, – сказал Эрик, размазывая сироп по тарелке. – Я хочу, чтобы он был похож на вас. Такой, как вы. Но чтобы он не отказывался от того, что я могу для него сделать.
Йонас нахмурился.
– Ты и так делаешь то, что можешь, – сказал он, соображая, что ответить, если Эрик спросит, о чем он. – Но… предложенное накануне мне не нужно. Я люблю женщин.
– Если бы любили, у вас была бы жена, – сказал Эрик упрямо и провел по сиропу пальцем. – А у вас никого нет. Может быть, вы никого не любите.
Йонас почувствовал себя так, будто бьется головой о стену.
– Дело не в этом! – раздраженно воскликнул он.
– А в чем?
– Некоторые люди не хотят жениться! Я из таких! Мне никто не нужен!
– И я тоже не нужен?
– Да! – почти рыкнул Йонас. – Не нужен! Поэтому я тебя продам!..
После завтрака он отправился в мастерскую, чтобы подготовиться к визиту господина Фредерика – многие заказчики интересовались, как все происходит, и пытались давать советы, которые Йонас стоически терпел. Обедали они с Эриком тоже раздельно, а когда явился господин Фредерик, высокий и несколько сутулый мужчина средних лет, Йонасу стало не до мыслей о кукле.
Они устроились в гостиной, чтобы обсудить детали. Разговор шел довольно неплохо, пока вопросы были общими, а после начались сложности. Господин Фредерик не скрывал, что кукла ему нужна для компании, и оба понимали, для какой именно. Подобные заказы уже случались, и Йонас всегда чувствовал себя неловко, задавая вопросы о предпочтениях. Когда стало ясно, что господин Фредерик желает просто красивую куклу мужского пола, в голову пришло самое простое решение из возможных.
– Мне в голову пришла одна мысль… Можете обождать? Возможно, у меня имеется то, что вам нужно.
Эрик был в библиотеке: сидел в кресле с ногами и читал, очень по-человечески накручивая волосы на палец. Стопки вокруг кресла стали еще выше, в некоторых книгах виднелись закладки из старых записей. Йонас ни секунды не сомневался, что Эрик придется господину Фредерику по вкусу. Он кому угодно пришелся бы по вкусу. Он был слишком хорош... слишком хорош для любого из них.
– Эрик! – окликнул Йонас. Тот поднял голову.
– Я читаю, – сказал он с королевским достоинством, будто был одет в свой новый смокинг, а не сидел в старой Йонасовой рубашке. Почему-то он снова надел ее сегодня, не взяв ничего из лежащих шкафу новых, более подходящих по размеру вещей. Йонас вдруг подумал, что он потом не сможет носить эту рубашку, даже видеть ее не захочет отдельно от Эрика.
– Ты не мог бы... – начал он. В глазах Эрика появилась настороженность. Видимо, он уловил в голосе Йонаса необычные нотки.
– Что? – спросил он. – Что вы хотите со мной сделать?
– Нет, – сказал Йонас. – Ничего. Читай.
Он один вернулся в гостиную и объяснил господину Фредерику, что искал в библиотеке бумаги. Клиент смотрел на него с сомнением и, прощаясь, отчетливо выразил свое недовольство, но Йонасу было все равно. Он уже решил, что никому Эрика не отдаст. Просто не отдаст – и все.
С ним было легко и просто. Эрик впитывал информацию с огромной радостью, свободно переспрашивал, если не понимал объяснений, и в его глазах светилось такое восхищение знаниями Йонаса, что хотелось расправить плечи.
Йонас никогда не задумывался над тем, хочет детей или нет – сначала нужно было жениться, что он считал в своем случае маловероятным. Оказалось, что делиться своими мыслями и рассуждениями с внимательным слушателем исключительно приятно. Эрик, возможно, только делал вид, что заинтересован, но ощущение собственной значимости приятно грело сердце.
После ужина они разошлись по своим комнатам, и Йонас заснул почти счастливым. А субботним утром проснулся от запаха кофе – Эрик уже ждал его внизу, одетый для прогулки. На столе стоял кофейник и разогретые куски пирога.
Непритязательная еда казалась очень вкусной, а небольшая темноватая столовая – очень уютной. Йонас даже не стал подниматься к себе, чтобы, как обычно, надеть к завтраку жилет, и сел за стол в одной рубашке. Эрик налил кофе в его чашку.
– Ты не должен был этого делать, – заметил Йонас, хотя ему была приятна такая забота.
– Мне захотелось, – возразил тот. Йонас подумал, что вместе с количеством знаний у Эрика становится шире и спектр выражаемых эмоций. Это стоило обдумать.
После завтрака они отправились на прогулку. Погода опять радовала – стоял прекрасный осенний день, в редком золоте полуоблетевшей листвы и пятнах облаков на голубой эмали неба. На них по-прежнему поглядывали со скрытым любопытством, и теперь это внимание не смущало, напротив – Йонас гордился красотой Эрика. А тому смущение вообще было неведомо: он шагал свободно и непринужденно улыбался. Если бы речь шла о человеке, такое изящество назвали бы "врожденным", но в данном случае скорее приходилось говорить о "вложенном".
– Эрик, а тебя не учили танцевать? – озвучил Йонас внезапно пришедшую на ум мысль.
Михаэльсон не заказывал никаких специальных умений, но меньше чем за неделю Эрик научился множеству вещей, так что вполне мог изучить танцы в доме у профессора.
– Нет, – откликнулся Эрик. К этому времени они уже вошли в парк, по случайному совпадению, в тот самый, где Йонас нашел его в прошлый раз. – Что значит танцевать?
– Двигаться под музыку.
– Покажите! – тут же потребовал Эрик.
– Но ведь здесь нет музыки, – нашелся Йонас. Если его увидят вальсирующим в парке, разговоров точно не оберешься.
– А дома покажете?
– Да, – ответил он с улыбкой.
– А музыку где возьмете?
– У меня есть граммофон, София подарила на день рождения несколько лет назад.
Он считал этот подарок совершенно бесполезным, однако Эрик, казалось, был создан, чтобы вальсировать – изящный, гибкий, с уверенными отточенными движениями истинного танцора. Музыка должна была ему понравиться.
– Ты не проголодался? – спросил Йонас, когда они остановились на ажурном мостике.
– Нет, – ответил Эрик. – Если хотите, я с удовольствием схожу с вами в ресторан. Только… в другой, не в тот.
– Опасаешься встретить профессора?
Вместо ответа Эрик кивнул.
– Гулять – так гулять, – решил Йонас. – Тут неподалеку станция, можем взять извозчика и проехаться в центр. Денег у меня с собой достаточно, весь день проведем в городе. Ты не против?
Эрик широко улыбнулся, снова той улыбкой, которая не могла принадлежать кукле – искренне и радостно. У Йонаса на душе потеплело.
– Я никогда не ездил на извозчике, – сказал Эрик.
Йонас хотел напомнить ему, что Михаэльсон именно на извозчике увез свое приобретение из мастерской, но прикусил язык. Видимо, Эрик этого не запомнил – функция памяти у него тогда была еще слабо развита. В любом случае, сегодня напоминать о том времени не стоило.
Лошадь, гнедая в белых чулках, привела Эрика в восторг. Он с опаской погладил широкий лоб и потрогал чутко дрогнувшее ухо. Йонас покосился на извозчика, чтобы предупредить возможные недовольные реплики.
По дороге Эрик крутил головой и расспрашивал обо всем, что попадалось ему на глаза. Йонас чувствовал себя экскурсоводом, который знакомит туристов с местными достопримечательностями. Рядом с Эриком он видел город другими глазами – рассказывал о зданиях, памятниках и площадях с таким воодушевлением, будто ему и впрямь за это платили.
У ратуши они отпустили извозчика – на прощание Эрик еще раз погладил гнедую – и пошли дальше пешком. Здесь знакомых почти не встречалось, и никто не оглядывался на них с недоумением и любопытством во взгляде. Впервые за долгое время Йонас чувствовал себя молодым и готовым к новым открытиям: Эрик воспринимал мир как чудо, и часть его восторга передалась Йонасу. Он говорил о том, как красиво здание – и Йонас видел не обычный дом, а архитектурный шедевр. Эрик восхищался вкусом мороженого, и Йонасу хотелось попробовать. Они вдвоем будто смотрели на происходящее вокруг под одним углом, и невозможно было не проникнуться наивной радостью Эрика.
Прогулка вышла сумбурной: кафе, ратуша, старинный многовековой собор, кондитерская, рынок. Эрик почти все время улыбался, не скрывая радость, и Йонас не уставал поражаться тому, что кукла, в которую не вложили эмоции, может чувствовать. Он почти примирился с мыслью, что кукла развивается. Это противоречило всем убеждениям, но если хорошенько подумать, то так и должно было случиться: Эрик пришел в мир пустым листом, терра инкогнита, и свободное место заполнялось само собой. Не так, как у других кукол, которые, рождались, умея изображать радость и грусть – он действительно чувствовал и наверняка был единственным в своем роде. Осознав, что все идет своим чередом, Йонас перестал об этом думать. Он не собирался ни с кем делиться своим открытием – Эрик был его, был им создан и ему принадлежал.
С рыночной площади они вышли с пакетом сладкого позднего винограда, который страшно понравился Эрику. Он отрывал виноградины по одной и кидал в рот, улыбаясь на строгие замечания Йонаса о том, что фрукты и ягоды нужно обязательно мыть. Видимо, чувствовал, что строгость Йонаса напускная. За рынком тянулись одинаковые узкие улочки, ничем, кроме возраста, не примечательные. Йонас предложил вернуться и взять извозчика, чтобы ехать домой, но Эрик захотел пройти еще немного. Йонас, подумав, согласился: все эти улочки выходили на широкую улицу Ресан, откуда тоже можно было уехать.
А потом на них из-за декоративного выступа на углу вывалилось тело.
Йонас не успел отреагировать – так и стоял, держа пакет с виноградом. Зато Эрик, обладавший гораздо более качественными реакциями, подхватил голову человека почти у самой мостовой.
Нет, не человека... Йонас присмотрелся внимательнее. Это была кукла, и она определенно была не в порядке. На лбу сияла буква D, символ завода, который производил технический персонал, и буква почти терялась под слоем грязи и крови, текущей из рассеченной над виском кожи. Одна рука безвольно висела, одежда была порванной и грязной.
Эрик осторожно опустил свою ношу на землю и обернулся к Йонасу.
– Что… Что это?
– Это кукла. Сломанная кукла.
Некоторые политические активисты считали, что у кукол должны быть права, хотя бы право на жизнь, но поскольку владельцами кукол были исключительно обеспеченные и влиятельные люди, то кукол продолжали бить и иногда убивать. Общество закрывало на это глаза, а Йонас старался не лезть в чужие дела. Он впервые увидел воочию, что значит "сломанная кукла".
– Ему плохо! – сказал Эрик.
– Да.
– Нужен врач!
– Полагаю, что врач тут не поможет.
– А вы? Вы можете помочь? – его удивительные синие глаза блестели от испуга, Эрик выглядел так, будто вот-вот заплачет.
Йонас не знал, захотел бы он спасти куклу, если бы встретил при других обстоятельствах, или нет, однако одной немой просьбы Эрика хватило, чтобы принять решение.
– Ничего не обещаю, но попробую, – он склонился и обхватил прохладное запястье; прощупывался слабый пульс. – Помоги мне его донести до остановки, нужно срочно вернуться домой.
Они кое-как приподняли куклу, Йонас за руки, Эрик за ноги, и понесли в сторону Ресан.
Пришлось втрое переплатить извозчику, чтобы тот гнал быстрее положенного, но уже через двадцать минут Йонас разрезал острым ножом потрепанную одежду, пока Эрик бегал по дому, выполняя его указания:
– Горячую воду!.. Чистое полотенце!.. Разожги огонь в печи!
Мягким полотенцем, смоченным в теплой воде, Йонас смыл с лица и тела куклы большую часть грязи, после быстро и аккуратно зашил неглубокую рану на лбу и наложил шину на сломанную руку. На теле хватало синяков и ссадин, но если внутренние органы не повреждены, то все восстановится довольно быстро. Юноша был в стандартной рабочей одежде: комбинезоне и клетчатой рубашке. Не особенно красивый, обычный крепкий парень, каких сотни, с непримечательным лицом. В фабричных кукол никто не вкладывал душу, они не были работами мастера, а штамповались конвейерным методом.
Йонас взглянул на него еще раз, вздохнул и пошел в мастерскую за собственным составом, оказывающим восстановительное и тонизирующее действие.
Когда он вернулся, Эрик стоял перед диваном на коленях и вглядывался в лицо так и не пришедшего в себя юноши.
– Зачем его так? – негромко спросил он Йонаса, и тот впервые не нашел, что ответить.
– Не знаю. С людьми часто случаются подобные вещи, так что дело не в его природе. Ему не повезло, вот и все.
– Он поправится?
– Я не… – начал Йонас, и тут лежащее тело вздрогнуло, выпрямилось по струнке и сразу же обмякло, вновь превращаясь в глиняную статую.
Можно было не проверять пульс.
Йонас вздохнул.
– Что с ним? – спросил Эрик взволнованным голосом.
– Он умер.
– Как умер? Вы должны его спасти!
– Я не могу его спасти, извини.
– Сделайте что-нибудь! – закричал Эрик, подскочил к Йонасу и вцепился в его халат. – Он не должен умереть! Вы же можете!
– Я не…
– Оживите его!..
– Я не могу! – закричал Йонас, опешив от поведения Эрика, однако мозг уже заработал. Оживлять кукол никогда не пробовали, а даже если кто-нибудь и пытался, Йонас об этом не знал. Но он прекрасно разбирался в их устройстве, знал все механизмы, которые заставляли кукол двигаться, говорить и мыслить, поэтому стоило попытаться.
– Подай мне зеленую глину, – скомандовал он. – Большая банка на полке.
– И вы его спасете?
– Делай что велено!
Эрик быстро принес глину, и Йонас покрыл поврежденные суставы драгоценным материалом. Стоило попробовать – вдруг повезет? Остатками он замазал букву D, даже не зная, зачем, и прибавил объема лицу: сделал челюсть более выдающейся, поднял скулы и увеличил глаза.
Огонь в печи уже полыхал, и Йонас, развернув стол, привычным движением закатил его в горнило и закрыл дверцу.
– Нужно подождать. Если получится, я попробую его оживить, но личность будет другой. Впрочем, это уже неважно – главное, что он будет жить.
– Будет? – переспросил Эрик.
– Если все получится, то да. Надеюсь, – сухо ответил Йонас, отнюдь не уверенный в правильности своих действий.
Глина помогала реконструировать тело куклы, но предстояло сделать что-то и с ее памятью, чтобы удалить остатки прежней личности. Йонас никогда не слышал о подобном, но теория говорила о том, что вполне возможно заменить начинку: личность фабричной куклы была весьма условной. Кукол обучали элементарному набору поведенческих реакций и навыкам работы, для которой они предназначались. Главным было то, что происходило сейчас. Куклы были прежде всего телами – за единственным, может быть, исключением, которое сейчас с надеждой во взгляде наблюдало за Йонасом.
Минуты тянулись бесконечно. Выждав полчаса, Йонас взялся за задвижку дверцы, ожидая чего угодно. Окажется ли на столе починенная кукла или просто желеобразная масса?
– Выйди! – сказал он. Эрик покачал головой.
– Я останусь.
Спорить было не время. Йонас махнул рукой и решительным жестом открыл дверцу.
Во всяком случае, кукла не разрушилась. Глина – главный секрет и основной материал в работе кукольных мастеров – удивительным образом трансформировалась в высокой температуре печи, заполнив повреждения. Теперь нужно было проконтролировать процесс охлаждения.
– Быстро! – Йонас бросил Эрику кусок мягкой белой ткани и плеснул в первую попавшуюся чашку состав из большой бутыли. – Нужно смачивать кожу, чтобы она не потрескалась.
В четыре руки они принялись за дело.
Эрик старательно смачивал глину водой, но позже, когда пришла очередь заняться оживлением и личностью, Йонас выгнал его – негативных впечатлений в этот и так было предостаточно.
Дальше уже было проще: Йонас создал не один десяток кукол, он прекрасно знал свое дело и был в себе уверен. Если возможно оживить кусок глины, то наверняка получится и с уже готовым телом. Личность изменится, но это к лучшему: кукла не будет помнить, что произошло, и сможет доверять людям.
Работа по смешению компонентов и подбору нужных качеств заняла не один час. Обычно все происходило в куда более спокойной обстановке: Йонас неделями готовил составы и подбирал нужные ингредиенты, сейчас же приходилось действовать по наитию. Новые волосы, новый оттенок кожи также требовали времени. И все же к полуночи он смог закончить работу. Совершив последние из необходимых манипуляций, Йонас дыхание задержал, не зная, вышло у него или нет.
– Вы кто?
– Я Йонас, твой мастер, – начал он. – Ты кукла…
– Ага. Карл, – сообщил тот и протянул широкую ладонь.
Йонас был настолько выбит из колеи, что машинально пожал протянутую руку. Потом спохватился, быстро отдернул ее и, вытирая ладонь о фартук, спросил:
– Откуда ты знаешь, как тебя зовут?
Кукла – которую, видимо, следовало называть Карлом – спрыгнула со стола, покачнулась, но удержала равновесие. Потом Карл оглядел себя, прикрылся грязной от химикатов простыней, стащенной со стола, и заметил:
– Каждый знает, как его звать. А одежда-то мне будет?
– Будет, – сухо ответил Йонас, мысленно ругая себя: потянуло же на эксперименты. Но тут в приоткрытую дверь заглянул Эрик, и при виде его сияющих глаз все сомнения Йонаса испарились.
– Вы сделали это! – выдохнул Эрик с восхищением. – Действительно сделали!
А в следующую секунду Йонас понял, что его кружат по комнате в каком-то нелепом танце, при этом крепко обнимая и повизгивая в ухо.
– Эрик, перестань! – потребовал он с улыбкой. Было все же приятно.
– Э, а вы что, из этих, что ли? – послышался за спиной голос Карла. – Я здесь тогда не останусь. Еще не хватало!
– Из каких? – спросил Эрик, отпуская Йонаса.
– Ну из этих. Которые с мужиками.
– Что с мужиками?
– Ну это самое… Малец, дай в себя прийти! – Карл обернул простыню вокруг бедер и выпрямился. – Ты кто вообще?
– Я Эрик, – ответил тот с довольной улыбкой. – Кукла, как и вы.
– Ну так че ты мне выкаешь?
Йонас смотрел на них со стороны и не знал, смеяться ему или плакать. Карл получился с характером, еще и с каким! Да и внешностью не подкачал – после исправлений он стал выглядеть куда более мужественным. Плечи, руки, высокий рост, звучный голос. Прищурившись, Йонас пытался вспомнить, кого ему напоминает Карл, а потом словно прострелило: актера! Актера, который играл роль Ромео в оперном театре. Слишком взрослого и крупного для роли юноши, но настолько яркого и заметного, что столичные дамы готовы были втридорога переплачивать за билет, лишь бы снова увидеть его в трико.
Ростом он вышел почти с Йонаса – значит, можно было подобрать одежду из своей. А уже потом решить, что делать.
– Приготовить вам чаю? – спросил Эрик, отвлекая от насущных мыслей. – Вы сегодня не ужинали, а уже поздно.
– Что? Чаю? Да-да, – отозвался Йонас. – Впрочем... Карл, ты голоден?
Карл, который все еще смотрел на них с подозрением, при этом вопросе оттаял.
– Ну... да, не мешало бы перекусить, – согласился он.
– Тогда Эрик накроет на стол, а я подберу тебе одежду, – решил Йонас. – Пойдем.
С одеждой они провозились недолго и зашли в столовую, когда Эрик еще резал хлеб. Чайник закипал, пуская через носик струйки пара. Они уселись за стол, который неожиданно показался Йонасу очень уютным, а еда – необыкновенно вкусной. Все-таки он очень устал от такого объема работы, выполненного в сжатые сроки. Да и нервов ушло немало. Но результат того стоил: Карл больше не был фабричной поделкой, он обрел индивидуальность. Пусть он выглядел грубовато, совсем непохоже на обычные работы Йонаса, но и в нем было то, что выделяло его из толпы заводских кукол: личность. Рядом с Эриком он выглядел, как выглядел бы рядом с английским пэром его дальний американский родственник. Эрик сиял и говорил без умолку, забывая о чае: про город, про людей, про Йонаса, про парк и лошадь и снова про Йонаса. Тот даже не пытался его остановить: слишком уж утомительным был день. А мелодичный голос Эрика музыкой лился в уши.
Карл и ел как простолюдин: отламывал куски от буханки, налил себе в тарелку джема и макал в него хлеб, но даже подобное пренебрежение правилами хорошего тона Йонаса не коробило. Он смотрел на Карла и думал о том, что сумел спасти жизнь, пусть искусственную, осуждаемую церковью и обществом, но Карл дышал, мыслил, говорил – он был жив. И это окрыляло.
– А где Карл будет спать? – спросил Эрик, когда все уже стали клевать носом. – С вами?
Йонас покачал головой. Возможно, стоило наконец освободить одну из комнат и поселить кукол вместе, однако, представив их разговоры, он отмел эту идею как неразумную.
– Не знаю. У меня даже кровати свободной нет!
– Может, здесь, на диване?
Йонас покосился на хлипкий новомодный диван и понял, что тот попросту не выдержит Карла.
– Вряд ли.
– Тогда… Я могу уступить ему свою постель и переночевать у вас. На полу.
Йонасу не понравилась эта идея – как и взгляд Карла.
– Нет, – решительно сказал он. – Постелем Карлу на диване, а завтра что-нибудь придумаем.
Обустройство ночлега заняло не более четверти часа, и вскоре в доме воцарилась ровная тишина, которую примерно через час нарушил внезапный грохот и громкий голос Карла.
Накинув халат, Йонас поспешил в гостиную. Случилось именно то, чего он опасался: легкий диванчик не выдержал нагрузки, ножка подломилась, и Карл оказался на полу.
– Что же теперь делать? – спросил Эрик, помогая тихо ругающемуся Карлу подняться.
– А ты как думаешь? – рявкнул раздосадованный Йонас. – Ляжешь у меня на полу, а Карл у тебя. Переносите постель.
Очередные хозяйственные хлопоты прошли как по нотам, и вскоре все разошлись по новым спальным местам. Йонас аккуратно перешагнул через матрас Эрика и забрался под одеяло, испытав некоторую неловкость оттого, что спит в тепле и уюте, тогда как его подопечный ютится на холодном полу. Конечно, он всего лишь кукла...
Эрик, впопыхах надевший лишь брюки, в этот момент как раз снял их, оставшись в кальсонах, и быстро нырнул под свое тонкое одеяло. Йонас вспомнил, что они действительно не купили пижаму. Надо будет приобрести...
Он закрыл глаза и обнаружил, что сон ушел.
– Вы не спите? – послышалось через несколько минут.
– Нет.
– А почему?
Разговаривать в темноте было странно – шепот придавал интимность происходящему, и Йонас вновь испытал смущение, как в прошлый раз, когда Эрик пришел к нему ночью.
– Потому что после такого сумасшедшего дня заснуть невозможно.
– Я могу помочь?
Матрас прогнулся под чужим весом, и Йонас замер, не зная, что предпринять. Теперь не было никакого повода прогонять Эрика вон, но и находиться с ним настолько близко в полной темноте казалось неправильным.
– Не думаю, – сказал Йонас хрипло. – Ты не мог бы вернуться на свое место?
– Там холодно. Вот, чувствуете? – и гладкая прохладная ладонь легла ему на щеку.
Вероятно, Эрик прекрасно видел в темноте, поскольку прикосновение было уверенным, хоть и легким.
– Ты замерз?
– Да. Можно мне лечь с вами?
Йонас должен был отказать, но не мог подобрать нужные слова.
– Ты ложись, а я займу твое место.
Он сел, отбросив одеяло в сторону, и Эрик тут же схватил его за руку.
– Нет! Не уходите! Там вы замерзнете! Я… я вернусь на место, как вы сказали.
Он действительно лег. А через несколько минут Йонас, не выдержав мук совести, сухо бросил:
– Иди сюда.
Повторять не пришлось – Эрик тут же бесшумно поднялся и нырнул под одеяло, в теплое нутро кровати. Он и правда замерз: ступня, коснувшаяся колена Йонаса, была просто ледяной. Они отодвинулись друг от друга насколько могли, натянув на себя свой край одеяла каждый. Посередине образовалась пустота, в которую неприятно тянуло прохладой. Йонас мысленно вздохнул. Ему никогда не приходилось испытывать неудобств, возникающих, когда делишь с кем-то постель. Даже в юности он не оставался ночевать у случайных подруг. А в последние годы и вовсе предпочитал наведываться время от времени в одно заведение возле порта. Не часто – его слишком увлекала работа.
С мыслями о работе он и заснул. А проснулся с ощущением того, что под одеялом ужасно жарко. В комнате царила непроглядная тьма, до рассвета было еще далеко. Рядом кто-то лежал, очень горячий, обвив Йонаса руками и ногами, и жарко сопел ему в шею. "Эрик! – вспомнил Йонас. – Ну конечно же!"
Лежать в чужих объятиях было непривычно. Йонаса даже начало слегка лихорадить – щеки загорелись, стало трудно дышать. Нужно было осторожно выбраться из жаркого плена. О том, чтобы разбудить Эрика, он и не думал: недопустимо, чтобы тот понял, что произошло. Это было бы... неуместно.
Он нащупал в темноте руку Эрика и стал потихоньку сдвигать ее со своей груди. Эрик вздохнул во сне, и Йонас замер. "А почему бы не оставить все, как есть?" – мелькнуло в голове. Утром можно не говорить, что он просыпался. Вдвоем жарко, но так уютно и... "Будоражаще", – вдруг подумал Йонас. И ему хотелось продлить это ощущение. Он сдвинул ладонь Эрика на прежнее место, успевшее остыть без ее тепла.
И тут сопение стихло. Эрик все-таки проснулся.
– Вы не спите? – спросил он едва слышным шепотом.
– Нет.
– Я сейчас, я…
– Нет, не мешаешь!.. Да что ж это такое! Остановись! – Йонас схватил его за руку, дернул, пытаясь вернуть на место, Эрик тоже куда-то двинулся – и в итоге рухнул сверху, придавив его собой.
В первое мгновение Йонас опешил. Тяжести Эрика он не почувствовал – только тяжесть в собственном члене, отреагировавшем предсказуемым образом. По щекам растекался жар смущения. Стоило все исправить, и немедленно.
– Я лягу на полу! – сказал Эрик, завозился и ненарочно прижался к нему низом живота.
Тело отозвалось сладким спазмом, и Йонас едва смог сдержать дрожь.
Хуже быть просто не могло.
– Стой! – он схватил Эрика за плечи и сжал. – Остановись. Не двигайся.
– Я сделал вам больно?
– Нет, но сейчас вполне можешь, – Йонас криво улыбнулся в темноте. – Просто ложись рядом, и все.
– Да, да, я сейчас, – залепетал Эрик, поднял ногу и вдруг замер. – Это…
– …неважно, – резко оборвал его Йонас.
– Но я читал, что такое случается, если…
– …молчи! – выдохнул он. – Просто молчи.
– Но там же было написано...
– Ты слишком много читаешь! – сорвался Йонас, и Эрик наконец замолчал. И возиться перестал, замерев в неудобной позе. Йонас тоже не двигался. Он уже не помнил, когда ему в последний раз было так стыдно. Кажется, в детстве, когда он стащил со стола пирожок с яблоками...
А потом Эрик его поцеловал. Губы прижались к губам, мягко, но уверенно, и это оказалось потрясающе – сердце тут же зашлось, застучало втрое быстрее. Эрик целовал умело, будто только этим всю жизнь занимался. А, может, Йонасу показалось.
Плохо было то, что он не стал возражать. Так и лежал бревном, только губы навстречу открывал. И глаза старался не закрывать, чтобы не потеряться в ощущениях. Иначе можно забыть о том, как это все ненормально. Хотя – Эрик ведь кукла, а значит, не совсем мужчина. Некоторые заказчики использовали кукол подобным образом, и это не считалось зазорным. Правда, и не обсуждалось.
– Вам понравилось? – зашептал Эрик близко-близко от губ, и Йонас почувствовал его дыхание, но не ответил – молчал. Потому что ему действительно понравилось. Потому что Эрик хотел, чтобы понравилось, а не отрабатывал плату, как девицы из салона. И у Йонаса язык не поворачивался сказать это вслух.
– Нет, – сказал он, когда смог говорить, – нет, не понравилось. Нам нельзя таким заниматься. Тебе нельзя.
– Потому что вы не хотите?
– Эрик…
– Потому что мы оба мужчины?
– Нет, потому что нам не стоит, это неправильно!
– Но в книге написано, что кукла должна помогать хозяину, если он пожелает.
– Я не желаю! – вскинулся Йонас. – Не желаю!.. Все, вопрос закрыт. И… слезь с меня!
На этот раз у Эрика получилось сразу – Йонас даже задумался, не специально ли тот завалился сверху. Всегда был осторожным и даже изящным, а тут…
Оба лежали, вытянувшись в струнку, в паху у Йонаса ныло. Он думал прогуляться в уборную, чтобы избавиться от напряжения, но остался лежать – будто сам себя наказывал за слабость. А Эрик стал его слабостью, в этом не оставалось никаких сомнений.
Утром Йонас чувствовал себя совершенно разбитым: кроме вчерашнего тяжелого дня, сказывалась и ночь, большая часть которой прошла беспокойно. Он не стал отсылать Эрика обратно на пол, но старался лежать так, чтобы случайно его не коснуться. Из-за этих постоянных усилий сон был поверхностный, неспокойный и отдыха не принес.
Эрик быстро и молча убрал обе постели и исчез из комнаты. Несмотря на все случившееся, он выглядел прекрасно, как обычно, и Йонас немного ему позавидовал. Куклы тоже нуждались в отдыхе и сне, но гораздо меньше, чем люди.
Карл тоже был бодр и энергичен. Он поздоровался с Йонасом так, будто жил здесь всегда. При нем сохранять хорошую мину оказалось сложно: Карл не знал и не мог знать о случившемся ночью, и все же Йонас избегал смотреть ему в глаза. Впрочем, стыдиться было поздно, признался Йонас самому себе. И дело было не в самом факте поцелуя, а в том, что он захотел Эрика, захотел осознанно и сильно. Сейчас, наблюдая, как тот, в своей любимой рубашке из гардероба Йонаса, возится с завтраком, он снова почувствовал желание. И это было плохо. Еще хуже становилось от мысли, что попытка соблазнить была вызвана не желанием близости – и неизвестно, мог ли Эрик чего-то желать по-настоящему. Йонаса угнетала мысль о вероятной манипуляции; Эрик до сих пор считал, что его собираются продать. Может, прочитал в одной из книг, что через постель можно многого добиться? Может, таким нехитрым способом хотел привязать Йонаса к себе?
От груза этих размышлений становилось до отвращения тошно.
В качестве епитимьи Йонас решил загрузить себя работой и взялся за дело всерьез. Он проводил в мастерской по двенадцать часов в день, а когда уже с ног валился от усталости – занимался с Карлом, обучая его работе по дому. Эрик ходил следом и пытался обратить на себя внимание, но будто потух: больше не было просьб или неуместных вопросов, он не старался повсюду следовать за Йонасом, во время совместных трапез молчал, а если что-то говорил, то вел себя безукоризненно. Ночью тихо укладывался на полу и моментально засыпал, как ребенок. Йонас втайне был ему за это благодарен: нужно было остыть и уже в спокойном состоянии обдумать, как жить дальше. Со стороны наверняка казалось, что они в ссоре.
Для Карла купили новый диван, который занял законное место под окном в гостиной. Карл радовался покупке, как ребенок, все время приговаривая, что цвет и материалы дивана подобраны безукоризненно – словно считал диван своим. Впрочем, Йонас не возражал.
Чаепитие в четверг София пропустила, отговорившись школьными делами, и к ее следующему визиту Йонас основательно соскучился. Работа была прекрасным способом отвлечься от ненужных мыслей, однако и разум, и тело требовали отдыха. Он обрадовался, что сможет посоветоваться с другом, кроме того, было что отпраздновать: по объявлению в газете откликнулось несколько женщин, и одна из них, опрятная и очень тихая фру Хансон, понравилась Йонасу больше остальных. После двух дней ее работы дом сверкал чистотой, а шкафы в кухне ломились от превосходных кушаний. Карл в свойственной ему грубоватой манере не уставал нахваливать фру, Эрик отзывался куда менее горячо, однако тоже был доволен. К визиту Софии домоправительница приготовила яблочный пирог и плюшки; по дому разносились аппетитные ароматы.
Гостья явилась минута в минуту, как обычно. София гордилась как своей пунктуальностью, так и невозмутимостью, однако присутствие в столовой Йонаса еще одного незнакомца ее явно изумило. Йонас хмыкнул. Он ожидал такой реакции. Но не мог же он усадить за стол Эрика и не усадить Карла! А если бы он оставил Эрика за дверью, София, вечно боровшаяся за чьи-либо права, обязательно поинтересовалась бы причиной такой дискриминации. Йонасу даже стало интересно, как она оценит ситуацию.
– Здравствуй, – сердечно произнес он, пожимая Софии руку и одновременно целуя в щеку. Та слегка поморщилась, как всегда, когда встречалась с таким обращением, и ответила излишне крепким рукопожатием.
– Здравствуй! Я смотрю, у тебя перемены. Не представишь мне твоего... гостя?
– Конечно. Это Карл, и он временно поживет здесь.
Карл отвесил ей вежливый поклон.
– Что значит "временно"? – София прошла ближе к камину, попутно стягивая перчатки. – Ты открыл гостиницу, Йонас? Куклы перестали приносить доход? Неужели люди наконец-то взялись за ум и поняли, что никто не заменит им...
– Я не открыл гостиницу, – смеясь, перебил ее Йонас, – и куклы по-прежнему пользуются спросом, как бы ты не мечтала об обратном. Карл тоже кукла, – произнес он, подойдя ближе к Софии и понизив голос. – Фабричная. Точнее, уже нет. Я сделал с ним кое-что... и теперь не знаю, куда его пристроить.
– Это чужая кукла?
– Нет. Не совсем, – Йонас, тщательно подбирая слова, вкратце описал ситуацию.
Для него было важно мнение Софии, но он опасался негодования с ее стороны. Карл был чужой куклой, он кому-то принадлежал, и пусть хозяин обошелся с ним как с ненужной вещью, все равно у Йонаса не было на него никаких прав.
София внимательно все выслушала, кивнула и посмотрела на Карла задумчивым взглядом.
– Вы обучены?
– Да, фрекен, разумеется, – хмыкнул он. – Хотя смотря о чем вы спрашиваете, – и расправил плечи.
Выглядело это так, будто он старается произвести впечатление на даму, при этом вполне отдавая отчет в своих действиях. Йонас кашлянул, испытывая неловкость за происходящее.
– Читать и писать умеете?
– Умею. И считать умею. И по дому управляться, и в саду.
– Мне нужно подумать, – сказала София и присела на краешек стула. – Юнке, не угостишь меня чаем?
Эрик, до того молча взиравший на них троих с кухни, принялся преувеличенно громко переставлять посуду.
– Карл? – обернулся Йонас. – Поухаживай за фрекен, будь добр.
– Разумеется!
В его движениях не было присущей Эрику грации, но он действовал уверенно и спокойно, как человек, который привык выполнять простые действия. И выглядел при этом неплохо. Не как вышколенный камердинер или дворецкий, а, скорее, как инженер средней руки.
София следила за его действиями с любопытством. Йонасу показалось, что любопытство это не столько научное, сколько женское. Он улыбнулся. Как бы София не была эмансипирована, она оставалась представительницей слабого пола, и, интересуясь процессом создания кукол и законами, регламентирующими их жизнь, при этом не могла не оценивать Карла как помощника в хозяйстве. А Карл был просто великолепен. Йонас гадал, что повлияло на это: бывший все эти дни перед глазами пример Эрика или появление Софии.
Эрик выбрасывал осколки в мусорное ведро. Йонас заметил на полотенце пятно, не сразу поняв, что это такое.
– Ты порезался? – встревожено спросил он, в два шага преодолев небольшую кухню и взяв Эрика за руку.
– Немного, – сказал тот, пытаясь выдернуть ладонь. Йонас крепче сжал его запястье и отнял полотенце. Ранка действительно была небольшой и должна была затянуться без следа. Йонас открыл кран и сунул руку Эрика под струю воды, чтобы промыть порез, в первый раз с той ночи прикоснувшись к нему.
– Мне не больно. Достаточно.
– Ах, да… Извини.
Йонас отпустил его руку и выключил воду. Он не знал, что сказать: в гостиной требовалось его присутствие, но и оставлять Эрика одного в таком настроении казалось неправильным.
– Вас ждут.
– Тебя тоже, – Йонас старался говорить как можно более мягко.
– Я там не нужен.
– Ну как же!.. Ты там нужен, потому что мы с тобой принимаем гостью.
– Мы?
– Да, – ответил он твердо. – Ты живешь здесь. Значит, это наш с тобой общий дом.
– Пока вы не найдете мне нового хозяина.
Йонас поморщился.
– Давно нужно было об этом сказать… Я не собираюсь тебя продавать.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Я так решил. Не хочу, чтобы ты жил у чужих людей. Разве что… разве что ты сам захочешь уйти.
Эрик покачал головой.
– Не захочу… Если это наш общий дом, то я тоже могу приглашать гостей?
Он не знал никого, кроме профессора и продавцов из окрестных лавок, но Йонас понимал, что ответ крайне важен.
– Да. Разумеется, ты можешь приглашать гостей.
– Ясно, – Эрик отвернулся, о чем-то раздумывая, а потом снова посмотрел на Йонаса. – Мне казалось, что вы на меня обиделись из-за того, что я вас поцеловал.
Его искренность все еще поражала. Теперь Эрик знал, как нужно и как принято себя вести. И все же продолжал говорить правду.
– Я не обиделся.
– Но вы со мной не разговариваете!
– Давай вернемся в гостиную, хорошо? – попросил Йонас. – А вечером поговорим.
Эрик задумался, глядя куда-то в угол. Йонас вытер ладони о полотенце, которое впопыхах бросил на стол. Когда же Эрик скажет хоть что-нибудь?
Наконец тот обернулся.
– Хорошо. Но вы обещаете, что мы поговорим?
– Конечно, – кивнул Йонас, незаметно переводя дух. – Я обещаю.
Они вышли в гостиную. София и Карл о чем-то беседовали. Видимо, они даже не заметили отсутствия Йонаса. Похоже, только ему самому эти минуты показались очень длинными.
Все сели за стол, и Йонас подумал, что более странной компании здесь не собиралось никогда. Напряжения не чувствовалось, все было как нельзя более мило. Единственное, что вызывало беспокойство Йонаса – предстоящий разговор. Он не знал, о чем Эрик собирается его спрашивать, и сомневался насчет наличия у себя правильных ответов. С ним было очень сложно, хотя жизнь заиграла новыми оттенками.
После чая они с Софией перешли в кабинет, где подруга закурила – привычка, появившаяся у нее в последнее время.
– Что у вас с Эриком? – спросила она.
Йонас закашлялся.
– Эта твоя сигарилла... – выдавил он, разгоняя рукой дым.
– Не прикидывайся, – София даже не сделала вида, будто верит ему. – Что с тобой происходит?
– Сам не знаю, – признался Йонас.
– Ты ведь знаешь, что я не буду тебя осуждать?
Он знал, разумеется. Однако существовали темы, которые не стоило обсуждать даже с самыми близкими людьми. Темы, предназначенные для двоих.
– Знаю. У нас не происходит ровным счетом ничего.
– Он в прошлый раз довольно явственно ревновал.
– Я его создатель, – как можно более равнодушно сказал Йонас. – И волею случая хозяин. Эрик не может относиться ко мне иначе.
– Карл же тебе в рот не заглядывает! – возразила София.
– Он лишь частично создан мной. И судя по его поведению, я не так уж много вложил. Карл – такой, как есть, не моя заслуга.
– Кстати, – она стряхнула пепел с кончика сигариллы, – я могу выправить ему документы.
– Кукле не нужны документы.
– Кукле – нет, но он не выглядит куклой. Отец одного из моих третьеклассников работает в ратуше, я могу его попросить. Он все сделает конфиденциально. Карл может стать человеком.
– Ты понимаешь, что это нарушение закона?
– Понимаю, – улыбнулась София. – И меня это ничуть не тревожит. Кроме того, я могу похлопотать насчет работы для него.
– А почему тебя так заботит судьба куклы? – уточнил Йонас.
– Он меня заинтересовал, – прямо сказала София и с улыбкой добавила: – Не так, как тебя интересует Эрик, разумеется.
– Он меня не интересует! – ответил Йонас немного раздраженно и оттого громче, чем следовало. И совершенно напрасно: обернувшись, он увидел в дверях Эрика.
– Мы прибрали гостиную, – сказал тот с полупоклоном. – Вы пожелаете чего-либо еще?
– Я... нет. Эрик, постой!
София все с той же улыбкой посмотрела Йонасу вслед, когда он выбегал из комнаты.
Догнать Эрика было несложно: тот быстрым шагом шел к своей каморке. Йонас положил руку ему на плечо, но Эрик сбросил ее резким движением. Йонас сделал еще одну попытку.
– Послушай...
– Зачем? – голос звучал немного визгливо – впервые в Эрике обнаружилось что-то несовершенное. – Зачем мне вас слушать, зачем вам говорить со мной? Я вас не интересую!
– Да послушай же ты! – разозлился Йонас, хватая его за локоть и заставляя развернуться лицом к себе. – Что я мог ответить Софии? Я не хочу, чтобы она о чем-либо догадалась. Точнее, не хочу подтверждать те догадки, что у нее уже имеются.
– Почему? – задал Эрик любимый вопрос. – Вы меня стыдитесь, так?
– Как я могу тебя стыдиться? Я тебя создал! И горжусь тем, каким ты вышел!
– Почему не можете сказать об этом фрекен?
Йонас отвел взгляд. Объяснить Эрику детали казалось слишком сложным.
– Вы меня стыдитесь! – сказал тот утвердительно.
– Да нет же! Не в этом дело!
– А в чем?
Его глаза в полумраке коридора казались темно-синими, а приоткрытый рот завораживал. Йонас на мгновение застыл статуей, а потом, не сдержавшись, качнулся и коснулся губами его губ.
– В этом, – негромко сказал он. – Это только мое и никого не касается, даже Софии.
– Я правда вам нравлюсь? – шепнул Эрик в ответ.
– Больше, чем мне хотелось бы. Давай я выпровожу нашу гостью, и мы поговорим, хорошо?
– Да, конечно. Где мне вас ждать?
Йонас подумал о спальне и тут же мысленно укорил себя за неподобающие желания.
– Жди меня в библиотеке.
– Хорошо, – все еще шепотом ответил Эрик. Йонас удивился тому, насколько быстро меняется его лицо: только что Эрик был разгневан и обижен, а сейчас казался воплощением радости. Его глаза сияли. Йонас с облегчением выдохнул – жизнь рядом с Эриком была какой угодно, но определенно не скучной.
Вернувшись в кабинет, он извинился перед Софией за внезапный уход. Она посмотрела насмешливо, будто видела Йонаса насквозь. Это была ее обычная манера, которая сейчас не произвела на Йонаса никакого впечатления – София просто не могла себе представить того, что происходило.
Он присел на краешек кресла, поддерживая видимость разговора и раздумывая, под каким предлогом будет удобно отправить гостью домой. В голову ничего не приходило, и разговор выходил вялым и неинтересным, как обсуждение погоды. К счастью, София сама поднялась с козетки.
– Думаю, мне пора. Так мы решили насчет документов Карла?
– Да-да, конечно, – сказал Йонас рассеянно. Он проводил Софию в прихожую, где уже ждал Карл, готовый помочь даме с одеждой. Она тепло поблагодарила обоих, не сделав особых различий, и приготовилась выходить. Йонас остановил ее.
– Я знаю, что ты бесстрашна, – сказал он полушутливо, – но все же пусть Карл тебя проводит. Так мне будет спокойнее.
Было рискованно вот так отправлять Карла на улицу, но сейчас никто бы не опознал в нем фабричную куклу, а София действительно нуждалась в провожатом.
Об истинной подоплеке своего предложения Йонас предпочел не думать.
– Тут пишут, – сказал Эрик, не поднимая головы от книги, когда Йонас зашел в библиотеку, – что любовь созидательна независимо от пола. И что не может быть ничего плохого в любви, если оба человека счастливы.
Йонас остановился в дверях, не зная, что ответить. Судя по обложке, Эрик читал антологию философских трактатов господина фон Арбина, которую плохо приняли в свете из-за его слишком прогрессивных взглядов.
– Я склонен согласиться, – сказал Йонас наконец.
– Значит, на самом деле вы не считаете, что это, – Эрик указал сначала на себя, затем на него, – плохо?
– Дело не в том, что считаю я. Нас никогда не примут, друг мой.
– Потому что я кукла?
Йонас прошел в комнату и опустился рядом с Эриком на низкую софу.
– Ты уже больше человек, чем многие мои знакомые, – улыбнулся он. – И поэтому тоже.
– Значит, вы не хотите?
Вопросы Эрика по-прежнему оставались честными и прямыми, но теперь Йонаса пробирала дрожь только от мысли о том, что Эрик имеет в виду.
– Мое желание не является определяющим для принятия решения.
– Но вы хотите меня!
Йонас кивнул, признавая правоту Эрика.
– Хочу.
– Я не понимаю, – произнес тот. – Почему вы не можете поступать так, как хотите? Вы взрослый, независимый человек, вы никому ничего не должны.
Йонас скептически хмыкнул.
– Независимости не существует, Эрик. Любой человек зависит от других, от общества. Тебе это трудно понять: ты не принадлежишь этому обществу, не живешь в нем. Было бы проще, если бы ты был обычной куклой. Общество простило бы мне это, как прощает многим. Будто негласный договор: ты делаешь вид, что такой же, как все, а люди делают вид, что верят в это. Если я буду относиться к тебе, как к игрушке для постели, и называть, скажем, секретарем, на это посмотрят сквозь пальцы. Но если я буду относиться к тебе, как к человеку, то нам не простят. Нарушение негласных законов, Эрик, карается остракизмом.
Йонас накрыл его ладонь своей.
– Но я не хочу, чтобы ты ею был, – на душе кошки скребли, так было гадко от необходимости объяснять. Йонас сам не успел справиться с осознанием правды, а теперь приходилось ее озвучивать. – Не хочу, чтобы ты был моей игрушкой. Раньше, вероятно, меня бы устроило подобное положение вещей, но теперь я тебя знаю. Ты живой и настоящий, ты человек.
– Вы так считаете?
Йонас кивнул.
– Да.
– И… что вы решили?
– Я пока не знаю, – сказал Йонас. – Если мы уедем, я останусь без работы, придется многое начинать сначала. И кто-то может догадаться, что ты кукла. Если останемся, рано или поздно люди заметят наше странное поведение. Не могу даже представить, чем это кончится. Ты ведь не умеешь быть незаметным, – он притянул Эрика за плечи к себе, глядя поверх его головы в темный угол комнаты.
– Останьтесь со мной, – попросил Эрик глухо. – Я ничего не буду делать, просто останьтесь сегодня со мной.
– Ты же знаешь, чем это закончится, – Йонас приподнял его за подбородок, посмотрел в глаза. – Если мы перейдем черту, будет еще сложнее.
– Я понимаю, – ответил Эрик, отворачиваясь.
Йонас вздохнул и рывком поднялся. Он должен был принять решение за них обоих, и он это сделал – решительным шагом вышел из библиотеки, стараясь не оглядываться.
Утром стало понятно, что Карл не ночевал дома. Обычно он служил щитом между Йонасом и Эриком, и без него в доме стало пусто, ничто не мешало говорить прямо. Йонасу от этого было не по себе.
– Ты не видел Карла? – спросил он у Эрика после утренних приветствий.
– Нет.
– Мне нужно его найти. Никуда не ходи, я схожу к Софии, узнаю, не случилось ли чего.
– Да, господин.
Эрик снова вернулся к ровному бесцветному тону, и Йонас подозревал, что в этот раз – назло, но времени объясняться не было.
Одевшись впопыхах, он выскочил на улицу и нос к носу столкнулся с Карлом, который как раз собирался войти.
– Мастер! – сказал тот довольно. – Доброе утро!
– Доброе? – возмутился Йонас. – Ты где был всю ночь?
– У Софии, – сказал тот, хитро усмехнувшись.
Никто не мог бы заподозрить хитрость в кукле. Мир менялся с невероятной скоростью, и у Йонаса из-за этого слегка кружилась голова.
– Ты ночевал у незамужней дамы?
– Ну я же кукла, – хохотнул тот. – Пока мне не выправят документы. Потом уже придется что-то думать. Так сказала София.
Йонас сглотнул, представив общение подруги и грубоватого Карла. София была приличной женщиной, хотя говорили о ней всякое, но чтобы оставить мужчину у себя ночевать? "Не мужчину, – мысленно исправился Йонас. – Куклу".
В последнее время он стал слишком часто думать о куклах, как о людях. Конечно, последние события были из ряда вон выходящими, но ведь он всю жизнь занимался куклами и не должен был вести себя подобным образом. Это попахивало утратой профессионализма и даже хуже. Если хоть на секунду принять тот факт, что куклы имеют что-то общее с людьми, то, выходит, сам Йонас – что-то вроде... творца? Он встряхнул головой. Такие мысли следовало гнать от себя как можно дальше.
Поскольку Карл вернулся, необходимость немедленно идти к Софии отпала. Конечно, навестить ее и поговорить по душам все равно следовало, но не после завтрака: слишком ранние визиты были дурным тоном. Софии, возможно, наплевать на это, но стоит ли создавать для нее лишние проблемы?
Йонас решил, что навестит подругу ближе к полудню. Его толкало не столько любопытство, сколько нежелание находиться в одном доме с непривычно покорным и подчеркнуто раболепным Эриком. Кроме того, стоило напомнить Софии, что один только слух о ее связи с мужчиной может стать поводом для увольнения из школы. Никто не поверит, что ночью они всего лишь разговаривали.
– Итак, – сказал Йонас, захлопнув дверь, – будь добр объяснить причину столь долгой задержки.
Карл смотрел без тени раскаянья во взгляде, и Йонасу это не нравилось.
– Фрекен попросила меня помочь ей починить кое-что в ванной, потом мы разговаривали, и время пролетело незаметно.
– Мы с Эриком переживали. Ладно ты, но София должна была об этом подумать!
– Так это же я! – хмыкнул Карл. – Со мной ничего плохого случиться не может!
Йонас вспомнил, в каком состоянии его встретил, и поморщился.
– Может, к сожалению.
На лице Карла не появилось и тени смущения или раскаяния.
– Не случилось же!.. А где Эрик? – он оглянулся. – Мне нужно с ним поболтать.
– О чем? – быстро спросил Йонас.
– Может быть, он тоже захочет получить документы, уехать куда-нибудь, жить, как человек. София мне много чего рассказала. Что у всех есть права...
– У всех людей, – перебил его Йонас, подчеркнув последнее слово. – И Эрик никуда не поедет.
– Так он все же ваша собственность? – прищурился Карл. – Мне показалось, что нет.
– Он не приспособлен к самостоятельной жизни, его заподозрят, едва он выйдет из дома, – ответил Йонас, еле сдерживаясь. – Поэтому, будь добр, не морочь ему голову, пусть он принимает решения сам.
– Так вы ему это и позволите, – пробурчал себе под нос Карл. Йонас сделал вид, что не расслышал. Он опасался, что Эрик в своем нынешнем состоянии может легко согласиться на любую авантюру. И если Карл теперь мог постоять за себя, то Эрик был слишком хрупким, чтобы выжить в мире людей. "Он не сможет без меня", – пробормотал Йонас, успокаивая собственную совесть.
К обеду он успел позабыть и о планах навестить Софию, и о беседе с Карлом – работал в мастерской, и работа, как обычно, занимала все его мысли. Но за обеденным столом обнаружился один только Эрик, хотя раньше Карл не пропускал приемы пищи, отличаясь здоровым аппетитом.
– Мы сегодня вдвоем?
– Да, – ответил Эрик, разглаживая салфетку на коленях. – Вообще я хотел с вами поговорить.
– О чем?
– Карл сказал, что я тоже могу получить документы.
Йонас похолодел. Он не допускал мысли, что Эрик сам захочет уйти, это было невозможно: Эрик только накануне готов был пойти на что угодно, лишь бы быть с ним. Подобные разительные перемены пугали.
– Зачем тебе документы?
– Я смогу работать.
– Кем? Ты же ничего не умеешь!
– Я умею рисовать, – сказал Эрик. – Вы никогда не интересовались, но я рисовал, и у меня неплохо получается. А еще я прочитал книги по педагогике, из меня выйдет отличный гувернер.
– Возможно, – осторожно согласился Йонас. – Но зачем тебе работать?
– Я же не могу остаться у вас, – очень рассудительным тоном произнес Эрик, аккуратно подцепляя вилкой кусочек блинчика. – Мы с вами обговаривали различные варианты, и выяснилось, что ни один из них не устраивает нас обоих.
Он выглядел и вел себя, как дипломат на приеме. Йонасу захотелось что-нибудь разбить или наорать на него, чтобы Эрик снова стал таким, каким был еще недавно: непоследовательным, забавным и неразумным. На его прежние вопросы можно было находить какие-то варианты ответов, теперь же возражать было куда трудней.
– Можно придумать что-нибудь еще, – сказал он, чертя черенком вилки по скатерти.
– Я не уверен, – ответил Эрик, уставившись в тарелку, будто ожидал, что там найдется решение проблемы.
– Но я все-таки подумаю, – Йонас встал из-за стола. Аппетит внезапно пропал. Захотелось пройтись, подышать свежим воздухом, выплеснуть раздражение.
Моросящий дождь навевал мрачные мысли. Йонас даже зонтик не прихватил, и теперь летящие в лицо капли казались возмездием за эгоизм и неподобающие желания. Нельзя хотеть мужчину, повторял себе Йонас. Общество не поймет. Никто не поймет. Не просто так все интимное происходит за закрытой дверью и под покровом ночи – люди могут с интересом обсуждать проступки окружающих, и все-таки никто не посчитает любопытным убийцу или вора. Прослыть мужеложцем означало лишиться всего в одночасье.
Карл догнал его на повороте к лавке фру фон Берг, хлопнул по плечу, словно они были приятелями, и выглядел при этом чрезвычайно довольным.
– Ты не читал книги по этикету? – спросил Йонас раздраженно.
Нарочитая простота Карла начинала его злить, особенно после того, как Эрик заговорил о переезде. И пускай причиной всего этого бедлама была София, Карл тоже сыграл свою роль.
– А зачем мне читать? Я и так все знаю!..
Никакого изящества или скромности, которые так украшали Эрика.
– Не знаешь.
– Да мне хватает, – Карл махнул рукой. – Вы лучше скажите, что мне можно забрать.
– Забрать куда?
– Так я переезжаю!
Йонас представил себе последствия сожительства Софии с мужчиной, будь он трижды куклой, и нахмурился. Руководство школы не станет терпеть распущенность, учительница может быть эксцентричной, но попирать нормы морали – ни в коем случае.
– К фрекен?
– Нет, в школу. Она сказала, что там есть сторожка, в которой я смогу жить, а работа непыльная: следить за школьным имуществом, чинить что, если сломается. Это я могу.
Йонас начинал чувствовать себя так, словно попал в дурной сон. Карла его мнение, похоже, не интересовало. И судя по всему, Софию – тоже. От этой мысли во рту стало гадко, как после шнапса на ночь. Вероятно, стоит возобновить приятную традицию. Эрик против? Ну и ладно, он все равно рано или поздно уйдет.
Йонас не стал откладывать осуществление этой идеи в долгий ящик – свернул к лавке и вошел в знакомую дверь. Колокольчик привычно тренькнул. Хозяйка показалась за прилавком. Увидев, кто пришел, она расплылась в улыбке.
– Господин Нордин! Давненько вы к нам не заглядывали!
Йонасу казалось, что прошло совсем немного времени, но, очевидно, фру фон Берг была права.
– Что пожелаете? – заговорила она, не переставая улыбаться, и с удивительной ловкостью принялась доставать с полок коробки и пакетики. – Зеленый чай, с Суматры, господин бургомистр всегда берет его, но вы больше любите черный, я знаю. Хотите китайский, с жасмином? Или вам больше по душе лимонный аромат? А какой нам привезли кофе...
– Шнапс, будьте добры, – мягко вклинился в ее речь Йонас. – Как обычно. Пару бутылок, пожалуй.
Фру фон Берг замолчала и посмотрела на него с каким-то сожалением. Потом достала требуемое, стерла невидимую пыль, поставила бутылки в плотный пакет и перевязала его красивой синей лентой. Йонас расплатился. В тишине монеты звякали особенно громко.
"Какое мне до этого дело?" – зло подумал он, закрывая за собой дверь лавки.
Карл стоял на улице, переминаясь с ноги на ногу, и выглядел, как типичный дворовой слуга.
– Что такое? – спросил Йонас.
– Вы так и не ответили, – пробормотал тот. Теперь в его тоне наконец появилось смущение, напускное, как у всех обычных кукол.
– О чем?
– Что я могу забрать с собой.
– Ах. Ну да, конечно. Одежду.
– А диван?
Йонас поморщился. Диван стоил почти столько же, как сам Карл без учета усовершенствований.
– В сторожке нет кровати?
– Не знаю, я там еще не был. Просто мне нравится мой диван.
– Раз он твой – забирай, – сказал Йонас устало.
– А вы сейчас домой пойдете?
– Какое тебе дело? – не выдержал он. – Почему ты ко мне прицепился? У тебя есть София, иди ей вопросы задавай!
– Я вас обидел, мастер? Я не хотел.
– Не хотел он, – пробурчал Йонас, направляясь в сторону дома с твердым намерением выпить и держаться от Эрика как можно дальше.
Мокрый снег, липкий и противный, настиг его у дверей, как нельзя лучше подчеркивая творившуюся в душе мерзость.
Йонас прошел к лестнице, оставляя за собой мокрые следы. Ничего, придет... он обнаружил, что не может вспомнить, как зовут недавно нанятую домоправительницу. Она придет и уберет все. Диван тоже заберут, Эрик уедет, и жизнь Йонаса станет обычной, размеренной жизнью холостяка, с визитами клиентов, редкими гостями, карточными баталиями и шнапсом по вечерам. И это неплохо, очень неплохо. Стабильность и размеренность – что еще нужно в его возрасте? Перемены слишком сильно выбивают из колеи, лучше обойтись без них. Пусть это будет скучновато, зато надежно. И не надо будет нервничать и переживать за разных отбившихся от рук кукол.
Он устроился в кресле, поставив на столик бутылку шнапса и тяжелый гладкий стакан. Вытянул ноги к огню, плеснул алкоголь на дно стакана, попробовал. Знакомый вкус обжег горло, тепло растеклось к замерзшим пальцам, к ногам.
– Что вы делаете? – услышал Йонас от двери. Ну конечно же, Эрик.
– Я отдыхаю, – ответил он, не оборачиваясь. – Так, как мне нравится.
– Перестаньте! – Эрик быстро прошел к камину и попытался забрать бутылку, но не успел – рука Йонаса легла поверх его ладони, сжимавшей стеклянное горлышко.
– Почему ты вмешиваешься в мою жизнь? – спросил Йонас. – Почему ты считаешь, что можешь мне указывать? Ты просто кукла, слишком много о себе возомнившая!
На самом деле он ничего такого не думал, но раздражение требовало выхода.
– Как скажете, хозяин, – произнес тот с достоинством аристократа. – Я даже не думаю указывать вам.
– Прекрати надо мной издеваться! – рявкнул Йонас. – Хватит строить из себя… – слово упорно не находилось. – Вот это!
– Я ничего не строю. Я всего лишь кукла, которая обязана прислуживать хозяину.
Вопреки сказанному, Эрик не выглядел покорным. Скорее, наоборот.
– В таком случае – убирайся вон и оставь меня в покое! Вы сговорились выводить меня из равновесия?!
Эрик смерил его презрительным взглядом и усмехнулся.
– Зачем бы? Вы прекрасно справляетесь с этим самостоятельно.
У Йонаса мелькнула мысль, что он попал в какой-то сюрреалистический кошмар или в специальный ад для кукольников, где все наоборот, где куклы командуют людьми и способны причинять им боль. Слушать Эрика было невыносимо, так же, как видеть его глаза без прежнего восторга и обожания, слышать язвительность в голосе. Когда он успел так измениться, и почему Йонас позволил ему это сделать?
– Уходи, – повторил он. Эрик упрямо молчал. Их руки все еще сжимали бутылку, ни один не хотел уступать. Йонас дернул бутылку на себя, Эрик качнулся вперед, его лицо оказалось совсем близко.
– А если я не уйду? – спросил он.
– С каких пор ты стал таким самоуверенным? Я тебе… приказываю уйти!
– А мне все равно! – огрызнулся Эрик и вырвал наконец бутылку из его пальцев. – Пить вы не будете!
Он размахнулся и забросил бутылку в камин – не глядя, как фокусник в цирке. Громкий звон расколол повисшую в комнате тишину. На лице Эрика не дрогнул ни один мускул.
Йонас поджал губы, его глаза зло блестели.
– Убирайся!
– На самом деле вы не хотите, чтобы я уходил.
– Да откуда тебе знать, чего я хочу?! – Йонас вскочил, подошел к Эрику и остановился напротив, глядя ему в лицо. – Поначалу меня удивляла твоя воля, теперь это раздражает. Посмеешь еще раз мне указывать – вылетишь на улицу, – его голос дрожал от гнева.
– Вы меня не выгоните.
– И почему же? – он поднял руку, обхватил подбородок Эрика и заставил смотреть себе в глаза. – Потому что я хочу тебя? Это всего лишь похоть, знакомая любому мужчине.
– Н-не только, – теперь Эрик говорил без прежней уверенности, но глаза его по-прежнему горели упрямством. – Я знаю, вы меня любите!
– Да что ты можешь знать? – Йонас презрительно хмыкнул. – Тебе месяц от роду, ты неразумное дитя. Неразумное избалованное дитя.
– А что вы можете знать обо мне? – спросил Эрик звенящим голосом. – Вы же никогда не интересовались судьбой своих кукол! Потому что куклы – это просто куклы, да? Дорогой товар! Вы же не знаете, для чего я был нужен Михаэльсону! Да, я многого не знаю о вашей жизни, но и вы о моей – не больше!
Йонас зацепился за одну его фразу, которая мгновенно направила мысли по иному пути.
– И для чего же ты был ему нужен?! – спросил он, сжав пальцы.
Эрик покачал головой.
– Неважно. Если бы вы сами спросили... а теперь не буду.
– Упрямый мальчишка! – бросил Йонас, чувствуя собственное бессилие. Он не мог заставить куклу просто ответить на вопрос. Либо он никудышный мастер, либо Эрик уже совсем не кукла.
Его пальцы разжались сами собой, и Эрик отступил на шаг.
– Так вы меня выгоните?
Йонас махнул рукой.
– Уйди с глаз долой.
Эрик дернул плечом. Йонас подумал, что спор продолжится, но тот молчал.
– Я попросил тебя уйти. Кукла бы послушалась, они всегда слушают своих владельцев.
– Значит, вы мой владелец. Понятно.
– Да нет же! Ты не кукла! Ты ведешь себя не как кукла, ты чувствуешь, ты мыслишь. Для меня ты человек.
– Но я все равно не имею права высказать свое мнение?
– Имеешь.
– Я просил вас не пить!
– А я просил тебя уйти!
– Упрямый осел! – выдохнул Эрик зло. – Да-да, вы упрямый осел!
– Что ты себе… – договорить Йонас не успел – его перебили.
– Имею право высказываться и высказываюсь! – впервые за все время Эрик посмел дерзить в открытую и выглядел при этом настолько натурально, что Йонас невольно восхитился. – Вы никого не слушаете, вы даже себя не слушаете! Знаете, чего хотите, но отказываетесь! Это и есть ослиное упрямство!
– Это обычная человеческая предусмотрительность! – ответил он с горячностью. – Ослиное упрямство – хотеть чего-то и идти к цели, не задумываясь о последствиях, как ты!
– А с чего вы взяли, что последствия будут именно такими, как вам кажется? – сказал Эрик уже тише, но глаза его по-прежнему гневно сверкали. – Вы ведь даже не пробовали! Вы боитесь попробовать, вам страшно что-то менять, вы хотите всегда жить так – с приходящей прислугой и шнапсом по пятницам. Вы... вы тряпка!
– Вон! – закричал Йонас во весь голос, пальцем указывая на дверь. – Вон отсюда!
Эрик вздрогнул и попятился.
– Я все равно...
– Вон! – Йонас снова ткнул в строну двери. – И не показывайся мне на глаза!
– Вы все равно не правы, – пробормотал Эрик, не двигаясь с места. Йонас схватил его за плечо и толкнул к выходу.
– Уйди! Видеть тебя не могу!
– Можете, – пробормотал тот, изловчился развернуться и обхватил Йонаса за шею обеими руками – прицепился, как клещ. – Хотите!
Первым порывом было снова его оттолкнуть, но Эрик прижался горячими губами к его щеке раз, другой, и Йонас поплыл. Ярость, до того клокотавшая в груди, превратилась в желание, дыхание моментально сбилось, а из глотки вырвался стон протеста, который Эрик заглушил очередным поцелуем. Сопротивляться его напору было решительно невозможно.
– Перестань, – шепнул Йонас беспомощно, когда Эрик перестал прижиматься губами к его губам. – Нам нельзя.
– Можно! – ответил он и, чуть отодвинувшись, провел ладонью по его груди. – Нужно!
– Но Карл…
– Карл ушел к Софии! – возразил Эрик и расстегнул верхнюю пуговицу его рубашки. – Нас никто не побеспокоит, – вторую. – Вы не пожалеете, – третью.
Йонас уже жалел, что позволяет, уже предчувствовал, что ни к чему хорошему это не приведет. Но выпитый шнапс и близость Эрика туманили голову, и приоритеты путались, как путались пальцы в черных волосах, когда он притянул Эрика для поцелуя. Тот жадно прильнул к нему, послушно откидывая голову и подставляя губы. Эрик целовался простодушно, старательно и с удовольствием, прижимался всем телом и пытался расстегнуть оставшиеся пуговицы. Кажется, ему это удалось, а вот про манжеты оба забыли, и Йонас пытался выпутаться, не разжимая объятий. Получалось плохо. Освободив одну руку, Йонас снова полез целоваться, стаскивая между делом второй рукав. Эрик расстегнул на нем ремень и потянулся к ширинке, Йонас перехватил его руку.
– Разденься, – не то попросил, не то потребовал он.
Эрик просиял и, отступив на шаг, торопливо избавился от одежды. В этом не было никакого намека на искусство обнажения, никакого желания соблазнить, но Йонасу этого и не требовалось – он смотрел на Эрика, будто видел его впервые. Привыкнуть к такому совершенству было невозможно. Йонас всякий раз поражался тому, насколько прекрасное тело создал: широкие плечи, заметные, но не слишком рельефные мышцы, узкие бедра. Заметив свидетельство заинтересованности Эрика, он постарался отвести взгляд и услышал горячий шепот:
– Ну же, посмотрите на меня!.. Нет ничего плохого в том, что мы…
– Помолчи, – Йонас накрыл его губы ладонью, и Эрик тут же скользнул кончиком языка между пальцев, заставив вздрогнуть. – О, господи… Что ты делаешь?
– А чего вам хотелось бы?
Одного этого вопроса хватило, чтобы Йонас простился со здравым рассудком. Он чувствовал себя одновременно на небесах и в аду, раздираемый противоречиями и желаниями, природа которых ему претила, и все же – чувствовать прикосновения и поцелуи Эрика было восхитительно.
– Поцелуй меня еще, – сказал он, словно давая наконец разрешение.
Эрик обхватил его за пояс, прижался, будто бы случайно потеревшись низом живота, и приоткрыл рот.
– Целуйте. Я ваш.
– Ты же так не хотел быть "чьим-то", – не удержался Йонас от насмешки и пресек возражение Эрика, воспользовавшись его предложением.
Тот и здесь учился буквально на ходу: поцелуй не был столь прямолинеен, как несколько минут назад. Йонас наслаждался горячими губами, языком, прикосновениями обнаженного тела.
– Мой, – подтвердил он после бесконечного поцелуя. Ощущение времени исчезло, был только Эрик – здесь и сейчас, ни на кого не похожий, идеальный, отдающий себя с таким пылом, какого Йонас никогда не встречал. Он толкнул Эрика к узкой кушетке – единственному, что было в комнате подходящего. Но тот отрицательно качнул головой, указав Йонасу на кресло, в которое его и усадил.
– Я читал. Позвольте, – сказал он, неловко – Йонас мог поклясться, что это нарочно – расстегивая мелкие пуговицы на ширинке. А потом потянул вниз брюки вместе с бельем. Йонас понимал, что он хочет сделать, но не верил. Не верил, пока не увидел и не почувствовал влажные губы, обнимающие и ласкающие его плоть.
– Эрик... – выдохнул он и больше уже не мог ничего сказать: это не походило ни на что, испытанное ранее.
Сильно, горячо, влажно – и в тоже время удивительно нежно. Йонас терялся в ощущениях и не знал, куда деть руки. Он предполагал, что для Эрика не существует запретов, тот был слишком невинен, чтобы задумываться о нормах в столь деликатном вопросе, но происходящее настолько выходило за все возможные рамки, что от этого кружилась голова.
Йонас запустил пальцы в смоляные пряди, слегка потянул, и Эрик послушно замедлил движения, уже не подводя к разрядке, а просто лаская. Он дарил удовольствие с такой радостью, словно ничего лучше и представить себе не мог, и глаза его светились счастьем.
Йонас едва сдерживался, чтобы не вскидывать бедра навстречу, внизу живота приятно сжималось. Единственной мыслью, на которую он был способен, оставался вопрос, что делать дальше. Даже Эрик со своей естественной распущенностью вряд ли обрадовался бы, ощутив во рту свидетельство чужого удовольствия.
– Я могу не сдержаться, – выговорил Йонас, надеясь, что тот поймет, о чем речь. Эрик замер, потом кивнул – это движение принесло Йонасу новые ощущения – и поднял голову, облизывая губы.
– Вы... хотите продолжить? – спросил Эрик. Он стоял на коленях меж раздвинутых ног Йонаса, голый, как в первый день творения, и сказать "нет" было абсолютно невозможным делом. Йонас освободился от оставшейся одежды под будоражащим восхищенным взглядом. Эрик был похож на ребенка, открывающего рождественский подарок. В другой ситуации Йонаса смутил бы такой откровенно обожающий взгляд, но не сейчас.
Кушетка действительно была узкой, неудобной, но идти куда-тоне хотелось – тем более что Эрик улегся на нее с готовностью.
– Ну что же вы? – сказал он, заметив, что Йонас замешкался.
– Я… – голос срывался, слова не находились. – Я не уверен, что…
– Зато я уверен, – Эрик раздвинул ноги в стороны – потрясающее бесстыдство – и провел ладонью по паху, выставляясь напоказ. – Я пробовал себя трогать, – он облизнул губы, и Йонасу пришлось зажмуриться, чтобы унять всплеск желания. – Не раз. Думал о вас и трогал себя. Мне понравилось, – на последнем слове Эрик вскинул бедра и выгнулся, прекрасный, словно античный бог.
У Йонаса подкосились ноги, и пришлось сесть на краешек кушетки.
– Смотрите на меня, – сказал Эрик, и тон его был не просящим, а приказным. – Я хочу, чтобы вы смотрели.
Йонас обернулся и взгляда не смог оторвать от ладони, медленно двигающейся по животу. Движения Эрика завораживали: по коротким волоскам, ниже, к основанию члена, а потом еще ниже. Йонас, кажется, даже дышать перестал, когда Эрик снова приподнял бедра и просунул в себя кончик указательного пальца – зрелище завораживало и будило желания, о которых Йонас до сих пор не подозревал.
Подталкиваемый этими желаниями, Йонас сделал то, на что никогда не посчитал бы себя способным – отвел руку Эрика в сторону и отважился провести пальцами по нежной коже, сначала осторожно, а потом все смелее. Эрик дышал тяжело и часто, вцепившись руками в края кушетки и приподняв голову, чтобы видеть, что делает Йонас.
– Мало, – неожиданно сказал он.
Йонас недоуменно взглянул на него и тут же сообразил, о чем речь. Решиться оказалось несложно: поводив пальцем вокруг отверстия, он толкнулся внутрь. Наблюдать, как собственные пальцы проникают в Эрика, было самым странным и неприличным из всего, что он делал в жизни. И самым возбуждающим.
Йонас огляделся по сторонам, только сейчас сообразив, что им понадобится что-нибудь вроде масла или крема. Что-то такое было, но что и где? Йонас не мог сосредоточиться и вспомнить, его отвлекали мысли о дальнейшем, о том, как это будет...
– Вы не это ищете? – в голосе Эрика проскользнула неожиданная нотка ехидства. Изогнувшись, он выудил из кармана валявшихся на полу брюк какой-то тюбик.
– Испорченный мальчишка, – сказал Йонас, выхватывая крем. – Так ты пришел сюда для того, чтобы меня соблазнить, шнапс был только предлогом?
– Я все время носил его с собой, – не смутившись, признался Эрик. – Надеялся, что рано или поздно случай представится. И сейчас он представился, да?
– Да, – согласился Йонас. – Сейчас.
Он открутил дрожащими пальцами крышечку, выдавил на ладонь маслянистый крем и принялся размазывать по промежности Эрика. Тот совершенно не смущался: просто лежал, тяжело дыша и не скрывая радости; Йонас мог бы смотреть на него целую вечность.
– Хватит, – пробормотал Эрик, – хочу вас. Внутри. Сейчас.
Йонасу пришлось собраться, чтобы не совершить что-нибудь опрометчивое. Ему тоже хотелось внутрь – обладать, пометить Эрика, сделать его по-настоящему своим, – но он боялся причинить боль.
– Мне перевернуться? Я читал, что так будет удобнее.
– Нет, я хочу видеть.
Йонас навис над ним сверху, раздвинув ноги Эрика еще шире и придерживая его за щиколотки.
– Только осторожно, хорошо?
– Да, да, конечно…
Эрик обхватил его ногами за пояс, и Йонас закрыл глаза, направил член ладонью и легко толкнулся. Сначала не вышло, и он попробовал снова – собственную стыдливость и внутренние запреты смывало возбуждением. Эрик вздрогнул и тихо застонал, когда головка оказалась внутри, а Йонас едва сдерживался, чтобы не закончить раньше времени. Ощущения были слишком острыми: горячо, туго, скользко, жадный взгляд Эрика, его запах. Это совершенно не походило ни на что, испытанное ранее, и не потому, что у Йонаса давно никого не было. Просто все было по-другому: очень ярко, очень сильно, очень наполненно, как будто не он входил в Эрика, а Эрик каким-то образом заполнял его. Осторожность заставляла медлить, а сводящее с ума желание – спешить, но Эрик сам разрешил все сомнения, подавшись навстречу. Его губы сжались в тонкую полоску.
– Больно? – встревоженно спросил Йонас, замерев.
Эрик отрицательно покачал головой.
– Все в порядке. Йонас, пожалуйста... я хочу тебя.
Дальше было легче. Все стало выглядеть естественным и почти простым, они приспособились друг к другу, нашли единый ритм, и Йонас уже не понимал, почему так долго противился этому. Он бы за все блага мира не смог отказаться от Эрика и от удовольствия, которое тот дарил.
Движения стали быстрее, резче – Йонас вбивался в него со всей силой, чего никогда не смог бы себе позволить с женщиной; судя по стонам, Эрик вовсе не возражал. Йонас ощущал, что вот-вот достигнет пика, и уже не мог остановиться, даже если бы хотел. Вдруг Эрик вскрикнул, выгнулся дугой – и на грудь Йонасу выплеснулась жемчужно-белая густая жидкость. Это сорвало последние барьеры. Он сжал пальцы на боках Эрика сильнее и отпустил себя, с головой ныряя в поток обжигающего удовольствия, что-то шепча в полубреду, абсолютно оглушенный.
– Тебе понравилось? – спросил Эрик, и Йонас усмехнулся.
Когда последний барьер в виде формального "вы" пал, ему даже дышать стало легче.
– Разумеется. Ты боишься, что я мог разочароваться?
– Не знаю. Раньше мне не приходилось делать ничего подобного. Как я узнаю, доволен ли ты, если не спрошу?
– Тебе так важно нравиться? – Йонас поддразнивал его, сам того не замечая.
– Мне важно нравиться тебе, – серьезно возразил Эрик.
– Почему? – спросил он почти без интереса, просто поддерживая ленивую беседу.
– Потому что я тебя люблю.
– Откуда тебе знать, что такое любовь? – Йонас щелкнул Эрика по безупречному носу. – Даже люди не всегда это знают.
– А я знаю, – сказал тот твердо. – Это когда не боишься.
– Не боишься чего?
– Ничего, – ответ звучал до смешного уверенно. – Пока у меня есть ты, пока ты просто есть, я не боюсь. Даже профессора не боюсь.
– А с чего тебе его бояться?
– Да так… неважно, – Эрик сел и начал с излишней поспешностью собирать свою одежду с пола. – Мне нужно к себе. Я спать хочу. Ты же не против?
– Нет, – ответил Йонас растерянно. – Что-то не так?
– Все так, все прекрасно, – пробормотал он, натягивая брюки на голое тело, и Йонас грустно вздохнул. – До завтра, да?
– Да. Спокойной ночи.
Какое-то время Йонас раздумывал о причинах столь странного поведения, но длинный день со всеми переживаниями и прекрасный вечер вконец его вымотали. Напомнив себе завтра расспросить Эрика о профессоре подробнее, он заснул прямо на короткой узкой кушетке.
А утром был разбужен звоном дверного колокольчика. Встречать гостей в подобном виде было бы неприемлемо, и, крикнув Эрику открыть дверь, Йонас поспешно направился к себе в комнату, чтобы одеться.
Он решил не тратить времени на умывание и уже через несколько минут был внизу. Все это время Йонас гадал, кто же мог придти в столь ранний для визитов час, но почему-то имя профессора Михаэльсона ему даже в голову не пришло. И, тем не менее, это был именно профессор – и, как обычно, в не слишком благодушном настроении.
– Доброе утро, господин Нордин! – произнес он, кажется, на весь дом. – Мне нужно с вами поговорить.
Профессор вел себя так, будто между ними никогда не возникало недоразумений. Впрочем, это была его обычная манера. Йонас поступил так же, сделав вид, что не помнит о скандале.
– Прошу, – он жестом пригласил профессора пройти в кабинет и огляделся. – А где Эрик?
– Кто? – переспросил тот.
– Эрик. Тот, кто открыл вам дверь. Кукла, – пояснил Йонас на недоуменный взгляд Михаэльсона.
– А, кукла. Где-то здесь, я не следил, – равнодушно махнул рукой Михаэльсон. – Меня не интересует эта кукла. Я хочу новую.
– Новую? – изумился Йонас. – Вы же собирались купить готовую!
– Никуда не годится, – лаконично бросил Михаэльсон. – Готовые куклы – дрянь по сравнению с вашими.
Впервые Йонас не испытал никаких приятных чувств от чужой похвалы. Из уст Михаэльсона даже комплимент звучал снисходительно.
– В общем, мне нужна новая.
Йонас вздохнул.
– Боюсь, я не могу вам помочь – много работы, – на самом деле до окончания работы над куклой мистера Фредерика оставались считанные дни, но Михаэльсон его не без причины нервировал, и видеть профессора даже с учетом вероятного заработка не хотелось.
– Я заплачу двойную цену.
– Это не изменит того факта, что у меня нет времени. Я могу порекомендовать вам других мастеров.
– Мне сказали, что вы единственный la doller, способный выполнить мой заказ.
И снова похвала, и снова сомнительная.
– Знаете, профессор, мне приятно это слышать, но я совершенно точно не единственный и далеко не лучший в этом городе. Попробуйте обратиться в мастерскую фон Бригссона, его куклы превосходны.
– Все предлагают не то! – вспыхнул Михаэльсон и принялся мерить шагами гостиную, то и дело вскидывая вверх кулак. – Кукольники превратились в порнограферов! Все полагают, что я какой-то извращенец, предлагают мне размалеванных грудастых девиц или юнцов! А мне не нужен слуга или… любовница. Мне требуется кукла, которая не будет испытывать физическую боль!
– Так вы все еще настаиваете на этом требовании? Тогда я понимаю, почему вам отказывают. Изготовить такую куклу невозможно.
– С какой это стати? – спросил Михаэльсон, резко остановившись. – Что здесь сложного?
– Кукла – тот же человек, только с вложенными в нее чувствами и чертами характера. Нужную вам нечувствительность к боли нельзя заложить. Боль – всего лишь нервный импульс, один из многих, и если отключить сенсорику, то кукла не сможет дышать, глотать и ходить. После вашего предыдущего визита я обдумывал проблему и пришел к выводу, что вы желаете невозможного.
– В таком случае… – профессор задумался, нахмурив кустистые брови. – Сделайте мне немую куклу. И абсолютно покорную.
– Могу я поинтересоваться целью столь странного заказа?
– Не можете!
– В таком случае я не буду его выполнять, – сказал Йонас, чем удивил даже себя самого. Спрашивать у клиента о цели заказа было не принято. Можно было задавать уточняющие вопросы, чтобы кукла наиболее полно соответствовала своему назначению, но говорить о будущем применении куклы клиенты могли лишь по собственной инициативе. Такова была этика профессии. Чаще всего заказчики не скрывали своих намерений, разве что иногда обходясь эвфемизмами. В целом профессор был в своем праве, и это неимоверно раздражало Йонаса, заставляя его упрямиться.
– Что значит "не буду"? – Михаэльсон поднялся с кресла, в которое было сел. – Я вам плачу. Вы делаете куклу, которая мне нужна. В чем дело, Нордин?
– Я вам уже объяснил, – ответил Йонас, стараясь сдерживаться.
– Так приостановите предыдущий заказ и выполните мой!
Йонас покачал головой.
– Вы не понимаете! – Михаэльсон уже брызгал слюной. – Мне нужно провести ряд опытов! Я на пороге важного открытия в медицине! Вы... вы стоите на пути прогресса!
– Зачем вам такая кукла? – спросил Йонас, уже не скрывая неприязни.
Упоминание опытов заставило его почувствовать отвращение к профессору. Йонас знал, что куклы используются во многих областях деятельности: повышенная способность к регенерированию делала их незаменимыми для выполнения работ, сопряженных с опасностью. Но Михаэльсон сейчас выглядел слегка сумасшедшим и вместе со своим заказом нравился Йонасу все меньше.
– Не ваше дело!
– Простите мое любопытство, – отозвался Йонас с вежливой холодностью, которая была лучшим способом успокоить любого нервного собеседника. – Не смею вас больше задерживать.
– Значит, вы отказываетесь?
– Да, и говорю вам это не в первый раз. Надеюсь, больше повторять не придется.
Михаэльсон посмотрел на него полным негодования взглядом и вылетел из дома, напоследок громко хлопнув дверью.
– Какое ребячество, – хмыкнул Йонас и обернулся в сторону ведущего к библиотеке коридора. – Эрик, ты где?
– Здесь, – послышалось из кухни. Голос звучал глухо.
Йонас обнаружил Эрика сидящим прямо на полу. Его глаза покраснели, как после плача, а лицо, напротив, побледнело.
– Что такое? Профессор тебя обидел? – спросил Йонас, присев рядом.
– Нет. Я просто… видеть его не могу.
– Думаю, пришло время рассказать, что он с тобой делал. Его заказ достаточно странен, и я теряюсь в догадках, зачем ему кукла без возможности чувствовать боль. Может, поведаешь?
Эрик хлюпнул носом и кивнул.
– Да. Потом. Сделай мне чаю, пожалуйста.
Обычно он хлопотал на кухне в отсутствие домоправительницы и никогда не просил у Йонаса того, что мог бы сделать сам. Просьба была признаком того, что все гораздо хуже, чем кажется.
– Сделаю, но сначала я хочу кое-что сказать. Михаэльсон – премерзкий тип, который никогда к тебе и пальцем не притронется. Я не позволю. Мне важно, чтобы ты это уяснил. Я никому не позволю тебя обидеть, особенно ему.
– Ты обещаешь? – уточнил Эрик. Сомневаться в словах Йонаса ему тоже было не свойственно.
– Конечно, я обещаю.
Пока Йонас заваривал чай, Эрик сидел на стуле, подтянув ноги к груди и обхватив руками колени – ни дать ни взять мальчишка лет пятнадцати, обиженный кем-то из старших. Но, увидев его глаза, Йонас понял, что это не обида, а страх.
Эрик дотронулся до чашки. Пить не стал – начал говорить, выпаливая короткие фразы и замолкая. Йонас молча слушал, покусывая губы.
...Профессор Михаэльсон действительно занимался наукой: он ставил опыты, изучая действие различных регенерирующих составов. Кроме мазей и эликсиров, ему для этого требовалось еще одно – поле для их применения, проще говоря, рваные, резаные и колотые раны. Впрочем, прекрасно подходили и ожоги. У Эрика, как и у любой куклы, восстановление шло гораздо быстрее, чем у людей.
– Но профессор очень разозлился, когда понял, что я чувствую боль, – продолжал рассказывать Эрик. – Он долго ругался, а потом сказал, что я должен терпеть и не мешать ему, потому что это очень важно. У меня не всегда получалось. Профессор пару раз использовал наркоз, а затем решил, что нецелесообразно тратить такие дорогие препараты на куклу. Он стал меня привязывать во время работы, но это ему быстро надоело, и он отправился сюда с претензиями...
Йонас нечасто выходил из себя, обладая довольно ровным характером, но теперь, после рассказа Эрика, ему хотелось одного: найти Михаэльсона и придушить собственными руками. Все владельцы кукол относились к ним как вещам, странно было бы ожидать от Михаэльсона человечности, и все же профессор перешел все мыслимые границы.
Йонас не понимал, как можно обидеть настолько невинное существо, каким был Эрик. Как можно намеренно причинять ему боль ради того, чтобы проверить эффективность лекарств. Почему Михаэльсон считал себя правым и даже собирался продемонстрировать достижения на какой-то конференции – неужели не понимал, как это будет выглядеть со стороны? Йонас задумчиво потер затылок. Нет, профессор не понимал, как и многие другие. Наверное, никто не понимал.
– Думаешь, мне тоже нужно выправить документы? – спросил Эрик, успокаиваясь.
– Еще не решил. Дело не только в документах, и… Я должен что-нибудь предпринять. Возможно, сделать доклад в сообществе кукольников или написать письмо в высшие инстанции с просьбой пересмотреть нормы относительно кукол. Ты в безопасности со мной, но следующая кукла, которую я сделаю, может попасть в еще более сложные условия. Я никогда не интересовался, что происходит с ними после продажи, выполнял заказ и забывал о нем. Теперь я понимаю, насколько неправильно поступал.
– Ты думаешь, из этого что-то получится? – спросил Эрик, по-кошачьи подставляя голову под ладонь Йонаса. – А если получится – тогда мы сможем ходить вдвоем на прогулку или в ресторан и не опасаться косых взглядов?
– Не совсем, – замявшись, ответил Йонас. – Но все равно будет немного проще, я надеюсь. Мне нужно будет показать тебя своим коллегам, чтобы они убедились, насколько ты близок к человеку. Ты расскажешь им о себе, о своей жизни, о своих чувствах...
– О прошлой ночи тоже рассказывать? – с наивной улыбкой перебил его Эрик. Йонас замолчал, потом рассмеялся.
– У тебя еще и чувство юмора проснулось? Ты полон сюрпризов, Эрик.
– Я надеюсь, что у тебя все получится, – сказал тот, на этот раз очень серьезно. – Вернемся в постель, пока Карл не пришел?
От ответа Йонаса избавил звон дверного колокольчика. Карл не задержался, и Йонас не мог понять, радует это его или огорчает.
________________________________
Йонас дважды выступал на собраниях совета кукольников: когда подтверждал квалификацию и после, получая свидетельство. Оба раза его речи были краткими и никого особенно не интересовали – каждый из членов совета в свое время делал то же самое, и подобные выступления давно стали для всех рутиной. Теперь же предстояло заставить их хотя бы прислушаться, и оттого все заготовленные слова казались неподходящими. Как переубедить тех, кто ежедневно вручает свои изделия чужим людям?
Йонас нервничал и поэтому выпил успокоительного, однако руки все равно подрагивали, а сердце грохотало. Эрик, стоящий рядом, также не прибавлял спокойствия. Они жили во грехе уже несколько месяцев, Эрик полностью освоился в мире людей, научился лебезить и врать, иногда флиртовал с девицами в ресторанчике за завтраком, и Йонас даже не ревновал – его забавляло подобное поведение. Вероятно, потому, что он был уверен: Эрик принадлежит только ему, и не как кукла, а как самый родной человек.
На собрании их ждали к трем пополудни, и чем ближе стрелки на часах ратуши приближались к нужной отметке, тем сильнее Йонас переживал.
Когда с башни прозвучал первый гулкий удар, Йонас окончательно разволновался. Эрик положил ему руку на плечо, чтобы успокоить, но это мало помогло. Они быстрым шагом преодолели последний коридор, и с очередным ударом часов Йонас толкнул дверь, ведущую в небольшой зал заседаний.
Его коллеги заполнили полукруглые ряды и переговаривались между собой. С появлением Йонаса разговоры стихли. Десятки глаз уставились на него: кто-то смотрел с интересом, кто-то – с легкой скукой, кто-то – равнодушно. Йонас обвел аудиторию взглядом. Практически все собравшиеся были ему знакомы, но сейчас их лица казались абсолютно одинаковыми.
– Господа! – начал он таким высоким голосом, что потребовалось откашляться. – Господа, я позволил себе отнять часть вашего времени, поскольку считаю свое заявление достаточно важным для этого. Долгие годы мы с вами делаем кукол. Но задумывались ли мы когда-нибудь, что такое куклы? И действительно ли о них следует говорить "что", а не "кто"? Да, это звучит странно, но я прошу вас внимательно меня выслушать...
Йонас подробно рассказал об Эрике и вскользь упомянул о Карле, чтобы не привлечь к нему ненужного интереса. Он говорил о том, что куклы сложнее, чем считалось до сих пор, что некоторые из них способны учиться, развиваться, выходить за границы понятия "кукла". Говорил о том, что следует подумать над особым статусом для таких кукол, и что стоит наблюдать за жизнью остальных, о необходимости закона, защищающего кукол. Речь его была довольно гладкой, но к концу Йонас стал замечать на лицах слушателей скуку, свидетельствующую о недоверии и непонимании. Это сбивало; он потерял мысль, несколько фраз вышли скомканными, и в итоге Йонас замолчал.
– Ну что же, коллеги, – начал Густав Йохансон, один из самых уважаемых столичных мастеров, – я думаю, мы должны поблагодарить господина Нордина...
– Погодите!.. Я хотел бы показать вам самого Эрика. Поверьте, вы будете удивлены, – добавил он, стараясь хоть как-нибудь их заинтересовать.
– Не думаю, что нам стоит тратить лишнее время на знакомство с куклой.
– Десять минут, – сказал Йонас, – всего лишь десять минут, и я больше не посмею вас беспокоить. Эрик, подойди, будь добр.
В смокинге, причесанный, с великолепной осанкой и идеальным лицом Эрик казался случайно забредшим в зал членом королевской фамилии; на него обратили внимание. Йонас понимал, что это только благодаря внешности, а вовсе не из желания увидеть воочию мыслящую куклу – кукольники ценили красоту, особенно если речь шла об изделии.
– Здравствуйте, господа, – сказал Эрик, поднявшись на трибуну. – Я знаю, что вы не верите в самостоятельное мышление у куклы, однако намерен доказать, насколько вы ошибаетесь… – он выпрямился и усмехнулся. – Все вы знаете, что куклы могут занимать должности не выше рабочего. Иными словами, их – нас – покупают только для занятий, сопряженных с физическим трудом, зачастую тяжелых и опасных для человека. Считается, что куклы глупы, хотя обучаемы, и могут запомнить большое количество информации, но не в состоянии ее применить и осмыслить. Я уже второй месяц работаю преподавателем в школе. Пока только у младших классов, но вот мои рекомендации, – Эрик вытащил из кармана пачку писем, – от директора нашего заведения и от моих коллег. В письмах все они называют меня исключительно талантливым преподавателем. Я не только даю детям знания, но и стимулирую их интерес к учебе. Также я прошел беседу с профессором фон Клаусом из университета, и он готов зачислить меня на первый курс. По сути, я опровергаю все имеющиеся теории по поводу умственного развития кукол.
В зале поднялся гул.
– А в школе знают, кто вы на самом деле? – прорвался сквозь общий шум вопрос, заданный густым басом. Йонас отметил, что спрашивавший машинально назвал Эрика на "вы", хотя обычно к куклам так не обращались. Но Эрик, очевидно, произвел впечатление.
– Конечно, – ответил он, повернувшись к тому, кто задал вопрос. – Мы с господином Нордином никогда бы не пошли на обман. Более того, мы ведь не хотим, чтобы куклы притворялись людьми. Мы хотим, чтобы за куклами признали определенные способности, которые прежде считались невозможными, и сопряженные с этим права и обязанности. Господин Нордин представил меня директору школы, мы долго говорили, и этот человек оказался достаточно смел во взглядах и суждениях, чтобы пойти на такой эксперимент. Я очень благодарен ему.
Эрик улыбнулся, обводя зал уверенным, открытым взглядом. Йонас смотрел на него, как будто видел в первый раз, настолько Эрик сейчас отличался от того робкого и покорного создания, которое вернул профессор Михаэльсон.
Зал притих – кукольники переваривали услышанное. Потом послышались вопросы, уже совершенно другого характера: как относятся к Эрику родители и ученики, какие права кукол он имеет в виду, много ли таких, как он, может появиться в ближайшем будущем...
– Я не знаю ответа на этот вопрос, – признался Эрик. – Есть по крайней мере еще одна такая же кукла среди тех, кого я встречал. А сколько тех, о которых никто не знает? Может быть, способности к развитию есть у каждой куклы, но они подавлены и не имеют шанса быть обнаруженными. Мне повезло: благодаря господину Нордину у меня была возможность учиться...
Обещанные десять минут растянулись на сорок. Нет, им не устроили бурной овации. Кукольники расходились молча, глубоко задумавшись, и это радовало Йонаса. Семя было брошено в почву, теперь нужно было ждать всходов.
Они вышли на улицу, где наконец-то из-за туч выглянуло солнце, и Эрик широко улыбнулся.
– Ну что, дорогой мой, отпразднуем?
Йонас прищурился, а затем улыбнулся.
– Полагаешь, есть повод?
– Хорошее начало. Нас услышали, в следующий раз будет проще.
– А у тебя имеются способности к риторике, – сказал Йонас. – Ты определенно кладезь талантов. Мне повезло.
– И мне тоже, – улыбнулся в ответ Эрик, – потому что твои способности к риторике или к чему бы то ни было не играют для меня роли – я любил бы тебя каким угодно.
Йонаса по-прежнему смущали разговоры о чувствах, а Эрик по-прежнему оставался слишком открытым в некоторых вопросах, отбрасывая шелуху общественной морали, если она шла вразрез с его личными умозаключениями.
– Мне… лестно, – сказал Йонас. – Где ты хочешь пообедать?
– Где угодно, и я угощаю. Мне как раз выплатили жалованье, могу себе позволить.
– Может, лучше пригласим к нам Софию с Карлом?
– Ты так говоришь, будто они пара.
– Они, разумеется, не пара, но смогут порадоваться вместе с нами. Сегодняшнее выступление многое означает и для них, хотя Карл счастлив быть тем, кем он является. А София, мне кажется, совсем чуточку увлеклась тобой.
– Она меня не выносит!
Йонас закатил глаза и хмыкнул.
– В тебе говорит ревность, а я могу судить объективно.
– Ох, конечно, – рассмеялся в ответ Эрик. – Хорошо, давай позовем их к нам… Только ужин готовлю я!
– Разумеется, друг мой, разумеется, – сказал Йонас, все еще усмехаясь, и направился в сторону стоянки извозчиков.
Эрик посмотрел на него пару секунд и сорвался с места, догоняя. Плечо к плечу они подошли к повозке.
– Я ужасно хочу тебя поцеловать, – сказал Эрик шепотом, когда они уселись на сиденья друг напротив друга, – жаль, что нельзя.
– Не исключено, что когда-нибудь будет можно, – ответил Йонас. – Домой?
– Домой, – кивнул Эрик.
КОНЕЦ
Если вы автор, получивший право голосования:
За любой свой текст объемом более 10 000 знаков, который участвует в конкурсе, вы можете дать от 0 до 10 баллов каждому тексту-участнику. Написали 2 текста? У вас 20 баллов на каждый текст. Три текста? 30 баллов. И так далее. За себя голосовать нельзя. Присылайте заполненную таблицу, которая должна выглядеть вот так, на адрес: [email protected] с пометкой "Результаты голосования".
Мы были бы очень признательны, если бы вы прислали заполненную таблицу один раз, чтобы не возникло путаницы с голосами.
Комментировать тексты можно! Помните: вы – им, они – вам.
Поскольку участие анонимное, для ответов на комментарии читателей будет заведен гостевой профиль. Логин и пароль высланы всем участникам на почту.
Читатели и авторы внеконкурсных текстов могут распоряжаться суммой в один балл (вы можете ставить +1, -1 либо не ставить ничего). Голосовать могут только пользователи, зарегистрированные в дайри до 1 августа 2011 года. Голоса принимаются только с минимальным комментарием, например: "+1! Заявка раскрыта полностью, характеры отлично прописаны, сюжет захватывает. Спасибо, автор!"
Идея, кстати, далеко не нова – кукла, которая может думать, чувствовать, как человек, и все сопутствующие этому проблемы, хотя меня исполнение порадовало – если не задумываться слишком глубоко.
Если же смотреть глубже, то…
Йонас показался нелогичным. То есть, он даже из дома ушел ради того, чтобы делать кукол, а оказалось, что сами куклы ему вовсе и не важны, раз он до Эрика даже не удосужился себе одну из них завести. Наверное, ему сам процесс тогда нравился? Хотя вот о процессе было очень мало упомянуто.
Эрик. Эрик чудесен, удалось показать, что он совершенный ребенок во всем. Хотя и очень настойчивый. Верится, что он кукла, бывшая.
Появление Карла привело к новым вопросам. Т.е. без него еще можно было бы предположить, что Эрик - единственная такая кукла, а вот Карл, получившийся тоже вполне себе человеком, заставляет задуматься – проблема в Йонасе, из-под рук которого выходят очеловеченные куклы, или же все они такие – даже фабричные (да, я знаю, говорилось о борцах за права кукол, но сами кукольники, которые в первую очередь должны были это подметить – не заметили)?
В общем, рассуждать я еще могу много, простите за длинный такой отзыв.
За историю спасибо!
Я поставлю +1.
Спасибо
Yoko-han, Идея, кстати, далеко не нова – кукла, которая может думать, чувствовать, как человек, и все сопутствующие этому проблемы, хотя меня исполнение порадовало – если не задумываться слишком глубоко.
Надеюсь, что от "Буратино" текст отошел достаточно далеко, как и от упомянутого в оридже Пигмалиона
проблема в Йонасе, из-под рук которого выходят очеловеченные куклы, или же все они такие – даже фабричные (да, я знаю, говорилось о борцах за права кукол, но сами кукольники, которые в первую очередь должны были это подметить – не заметили)?
спойлер!
В общем, рассуждать я еще могу много, простите за длинный такой отзыв.
Напротив, очень приятно получать длинные вдумчивые отзывы! Большое вам спасибо.
antres, Причем несмотря на романс в конце у меня осталось впечатление что это именно социальное произведение, а линия отношений двух героев как декор. Мне вообще очень нравятся вопросы о том что есть характеристики человека, какие критерии человечности, что есть гуманно а что нет и оправдывает ли цель средства достижения. И еще больше нравится когда автор пытается дать на эти извечные вопросы свои ответы. Поэтому голосую за "По образу и подобию".
Спасибо, что увидели социальную подоплеку. Она, скорее, антураж, но вы правы насчет глобальных вопросов гуманности и прочего. Радует, что читатель видит вложенное автором - значит, не зря писалось.
Боливия, Seconte, спасибо за голоса!
alvarya, спасибо!
от них - да )
я скорее имела в виду различную мангу - у японских художников тема ожившей куклы достаточно популярна )
Спасибо за разъяснение про кукол, значит, все -таки они были особенные.
немного наивный и флавный, но душещепательный.
напомнило множество историй - и големы у Пратчетта, и Я-робот...
мне очень понравилось. но все равно гложут мысли - а что дальше? человек состариться, а кукла будет прекрасна и молода...
+1
Спасибо. +1
+1